Первая часть. Школа № 2 — https://sudzhuk.com/blog/2016/07/29/4742/
Вторая часть. Технико-экономический лицей — https://sudzhuk.com/blog/2019/02/16/5510/

Заканчивалось лето 2001 года. Тогда я еще не знал, что это будут лучшие летние каникулы за всю мою учебу (включая и университет). Оттуда, наверное, и пошло это постоянное ожидание чего-то особенного от каждого лета. Но чем ближе была осень, тем тревожнее становилось: новый лицей, новый коллектив были впереди. Позади оставался фантастический август — и как же не хотелось, чтобы он заканчивался. Как-то раз на пляже друзья спросили: «Чего ты так грузишься?» — «Думаю про новое место учебы. Что там за люди будут. Может, с ними даже пиво нормально не попьешь» — закончил я цитатой из нашего любимого сериала, мысленно отметив для себя тогда, как ловко и к месту удалось ее ввернуть.

В последних числах августа общий сбор в Политехе, организационные вопросы и так далее. После — как всегда звонки друзьям, чтобы поделиться впечатлениями, правда, пока еще не совсем ясными. «Мне тут звонили…» — тон друга стал интимно-доверительным. — «Вообще-то хотели с тобой поговорить, но тебя не было дома» — последние отблески того безумного августа. Они будут сопровождать еще как минимум до конца осени.

Наконец 31-е — последний вечер лета. Даже до Мефодиевки долетают звуки ежегодного концерта для молодежи откуда-то из центра. Отчего становится почему-то особенно грустно. Завтра начнется удивительное двухлетнее приключение, участием в котором я обязан двум важнейшим в моей жизни людям: маме, все организовавшей и когда было нужно, настоявшей, и дедушке, который поддержал идею и взял на себя все расходы.

Теперь немного о том, что представлял тогда собой Политех. Если совсем кратко, с возможными допущениями, погрешностями и неточностями, то все было примерно так. Много лет в Новороссийске был филиал Кубанского государственного технологического университета. Специальностей в нем было не очень много, к тому же студенты после двух лет обучения переводились в Краснодар. Со временем список специальностей стал расширяться, а на некоторых стало возможно отучиться в Новороссийске все 5 лет. В конце 90-х – начале нулевых двумя энтузиастами было принято решение устроить при институте лицей для закончивших 9-й класс, который за два года будет готовить будущих студентов. Этими людьми был тогдашний ректор Политеха Юрий Львович Юров и Людмила Васильевна Симонова, ставшая директором лицея. Концепция была такова, что лицеисты должны были учиться вместе со студентами, в тех же самых аудиториях и лабораториях, вместо 45-минутных уроков были полноценные полуторачасовые пары, которые вели преподаватели университета. А не учителя, как мы говорили поначалу по привычке — и нас исправляли. При лицее, кстати, еще был так называемый пролицей — ежедневные подготовительные занятия для девятиклассников. желающих поступить в лицей. Как оказалось позже, многие мои будущие одноклассники уже были знакомы по пролицею.

В аудитории 310, которая на два года стала нашим домом, я скромно занял пустующую последнюю парту в среднем ряду. Одиночество мое продлилось ровно полтора часа — следующей парой шла физика, у меня не было задачника, поэтому мне предложили переехать на две парты вперед к одиноко сидящему пареньку по имени Алексей. В тот же день я узнал, что моя и его мама учились в одном классе.

Начали так бодренько. Одно из первых занятий по математике — и контрольная. Лучшим результатом была тройка у кого-то, не у меня. И тут я, один из лучших в предыдущей школе, понял, что легко не будет. А впереди еще была неорганическая химия и так далее. Словом, первая учебная неделя стала настоящим шоком, причем не только для меня. Каждый день выходя после занятий из здания, я не понимал, где я, что происходит и, главное, как протянуть эти два года. После ТЭЛа, который в городе считался одним из лучших, политеховский уровень был просто космическим.

Что казалось удивительным, преподавателей наши двойки как-то не сильно беспокоили — у нас даже не было дневников. Все прекрасно понимали, что нам всем нужно было время, чтобы перестроиться на новый сумасшедший темп. Первые сводки с оценками мы вообще увидели ближе к Новому году.

Для того, чтобы помочь всем быстрее сдружиться, в Политехе была традиция туристических слетов, в сентябре сразу после начала учебы и в мае незадолго до переводных экзаменов (об этом позже) и летних каникул. В первый турслет (а также во второй и третий) я не поехал. Я решил занять позицию нон-конформиста, а в действительности полного придурка, которой долгое время неукоснительно придерживался. Дорогие преподаватели, с мудаками непросто, но вы меня как-то терпели, за что вам спасибо.

Я там не был, но, как говорили, первый турслет не задался. То ли магнитные бури, то ли продукты ахонских народных промыслов оказались скверного качества. Претензий не было только к Алексею, который всю ночь поддерживал костер, и ко мне, так как я все это время был дома.

В первом учебном полугодии в моей жизни произошло несколько важных событий. Во-первых, оказалось, что в Политехе не было формы одежды. Поэтому у меня появились ботинки «Камелот», о которых я давно мечтал. Они были черными, с малиновыми потертостями, с металлическими вставками в носах и очень тяжелые. Носами можно было бить бутылки, а подошва не скользила. Мы как-то с Алексеем буксировали одноклассниц домой по свежевыпавшему снегу. Во-вторых, я стал привыкать к сумасшедшему темпу и нагрузкам, кое-что стало получаться по математике, физике и даже химии. И меняется преподавательница математики, наш классный руководитель. На одном из занятий у нее случился спор с кем-то из учеников, переросший в конфликт и она вышла из аудитории прямо посреди пары и больше не вернулась. Возможно, я бы и не стал вспоминать этот инцидент, но это тот случай, который называют нет худа без добра. После периода преподавателей на замену, из-за чего мой уровень понимания тригонометрии снова полетел вниз, к нам пришла Светлана Владимировна Райбул. Для многих из нас она стала не только преподавателем, классным руководителем, но еще и другом и товарищем и временами (уже ближе к выпускным экзаменам) даже психотерапевтом. В самый критический момент она знала, что нужно сказать каждому из нас, чтобы заразить уверенностью и спокойствием, а ее «Артемий, вы можете» стало таким знаменитым в нашем тесном кругу, что друзья часто повторяли его, подначивая меня.

Первая половина десятого класса ушла на то, чтобы мы притерлись друг к другу и к преподавателям и подстроились под новый темп. Было непривычно, что двойка или тройка за контрольную — это не повод для трагедии, а просто знак, где и что надо доработать. Было непривычно, что дневники больше не нужны. Что преподаватели обращаются к ученикам на вы и не повышают голос. Что большинство вокруг нас — это студенты вуза, а мы, уже старшеклассники — самые младшие в помещении.

Новый коллектив постепенно становился своим. И если поначалу я пользовался тем, что пары у нас часто начинались в 10 утра и заходил к своим бывшим одноклассникам перед Политехом, то со временем я это делать перестал. К тому же оказалось, что и на новом месте я не один. В одном классе со мной училась моя одноклассница из моей первой школы. А еще в одних стенах со мной учился тогдашний мой старший друг и сосед Леха, который подарил мне на мое самое первое Первое сентября модель машины и который снабжал меня годной музыкой. К этому времени у него появился первый компьютер, так что почти все свободное время я проводил у него. Я о компьютере тогда мог только мечтать, но зато на новогодние каникулы мне подарили мой первый мобильный (тогда говорили «сотовый») телефон. У него была жесткая неубираемая антенна, он весил 250 грамм (так пишут в интернете, но мне кажется, что это только вес его чехла), а симка в него вставлялась целиком с кредиткой. Почти все деньги, которые мне подарили на мое шестнадцатилетие, я потратил на оплату связи на год вперед. Но быстро оказалось, что общаться особенно не с кем (в классе аппараты были еще у двух – трех человек) и спустя полгода я отдал его бабушке.

Приближались летние каникулы — и новостей по этому поводу было две: хорошая и плохая. Хорошая заключалась в том, что мы были освобождены от военных сборов, которые организовывались для учеников 10-х классов. Плохой новостью была цена, которую мы за это платили — переводные экзамены по 4 предметам: математике, русскому языку, физике и химии. Это были полноценные экзамены, примерно как мы сдавали год назад — выпускные после 9-го класса. Но только в этот раз на кону — право перейти в 11-й класс. И хоть по двум из четырех предметов я занимался с репетитором, все равно было очень тревожно.

Тревожность выражалась по-разному. У меня, например, как-то раз было так. На математике Светлана Владимировна предложила контрольную работу. У нее это вообще было нормальной практикой в начале пары дать нам несколько заданий для проверки — это называлось «контрольная минутка». А в этот раз полноценная контрольная на всю пару. Я открыл задания и понял, что не могу решить ни одного. Целую пару я сидел, уставившись в одну точку. Светлана Владимировна пару раз заставляла хотя бы попытаться. Потом сердилась, потом махнула рукой. Можно было, конечно, у кого-нибудь списать, но еще в начале пары она, видя мой пессимистичный настрой, отсадила от меня моего товарища, оставив меня один на один с непонятными цифрами, латинскими и греческими буквами и символами. Но я не собирался отступать и в конце пары сдал листочек, на котором были только мое имя и фамилия. На следующем занятии она раздала всем проверенные работы. Кажется, лучшей оценкой была тройка, но в основном двойки. Я тоже получил свою работу. На почти пустом листе, ниже моих имени и фамилии красной ручкой была написана цифра 1. Я снова завелся, мол, экзамен уже на носу, а тут двойка по контрольной, на что Светлана Владимировна, решив уже покончить с моим позерством, совершенно спокойно и невозмутимо ответила: «Артемий, не двойка, а кол. Двойку еще надо заработать». Вот так вот элегантно и без лишних слов. Ответить на это мне, разумеется было нечего.

С другой стороны, иногда меня накрывало и я мог до утра пытаться решать задания из сборника под редакцией Сканави. Если вам вдруг повезло не встречаться в своей жизни с этой фамилией и немного сохранить свою психику, то тут нужно уточнение. Это такой сборник задач по математике для поступающих с каким-то запредельным уровнем сложности. Светлана Владимировна очень любила этот сборник и задавала нам оттуда задания, причем, как правило, не отдельными номерами, а диапазонами. Примерно вот так: 9.124#8211;9.130, 9.145–9.152, 9.178–9.192. У нас это называлось «тире» (произносится с акцентированной «е» на конце).

Весной я разжился еще одной парой «Камелотов», на этот раз черных, футболкой, которой было суждено стать фартовой на экзаменах. Алексей подсказал, как старые черные джинсы с помощью отбеливателя, терпения и временной потери бдительности со стороны взрослых за одну ночь можно превратить в почти новые оранжевые.

Мы сдавали экзамены, а по телевизору в это время шел чемпионат мира по футболу в Японии и Южной Корее, поэтому многие матчи начинались очень рано. В то утро, когда мы писали последний экзамен, Россия играла решающий матч с Бельгией. Я хотел, не узнавая счет, посмотреть игру в записи, но приехал домой, уже зная, что Россия вылетела. Но главное — переводные экзамены были сданы успешно! Впереди был еще год в Политехническом лицее. И самое интересное только начиналось.

Половину лета я провел в хандре и меланхолии. Это было вообще очень странное лето, полная противоположность предыдущему. Главное, что я о себе понял: я вполне неплохо справляюсь с одиночеством. Это было чем-то новым для меня. Друзей я не то чтобы избегал, но тогда я ясно осознал, что мне неплохо одному. Все меньше хотелось кому-то позвонить и все больше вещей я переживал и обдумывал наедине с собой. Или просто читал. Особенно сложно наверное было бы в это поверить тем, кто наблюдал всю ту клоунаду, которую мы с коллегами устраивали на занятиях.

Тем странным жарким летом я ставил магнитофон в своей спальне и мог часами, иногда до утра так и не сомкнув глаз, слушать музыку, думать и мечтать о том, что, как говорил Гришковец, «уже этим утром, уже скоро». Возможно, то сладкое томление ожидания чего-то, чего не было, нет и быть не могло, и было счастьем.

Когда незадолго до конца каникул меня спросили, хочу ли я на учебу, я неожиданно даже для себя ответил, что хочу. Это было что-то вроде спортивного азарта. То, к чему ты шел 10 лет.

И снова 1-е сентября. Но уже знакомые лица, по многим из которых успел соскучиться. Знакомая аудитория 310 на втором этаже. Мне очень везло на здания, где я учился. Пять лет я провел в стенах прекрасного здания ТЭЛа, бывшей мужской гимназии, одного из самых старых и самых красивых зданий города. Потом еще два (а если считать и институт, то целых семь) — в еще одном памятнике архитектуры, бывшем особняке. На мой вкус, снаружи Политех уступает ТЭЛу, зато внутри он очень интересен — сказывается планировка бывшего жилого дома. Однажды, например, наши одноклассники пытались заставить нас выступать в сценке к какому-то празднику. В какой-то момент они погнались за нами. Пока преследователи выносили фанерную дверь на лестнице (о существовании которой мы до этой погони даже не догадывались), мы поднимались все выше. Так мы случайно нашли целый этаж с несколькими кабинетами и уютным туалетом. Еще была шикарная парадная лестница с так называемым буфетом в каморке между этажами. Там можно было купить бутерброды, разогретые в микроволновке или, если вы вдруг в этот день не были настроены шиковать, то просто сухарики (но наже на них денег обычно не было). Не смотря на то, что по лестнице я проходил за день минимум десяток раз, в буфет за все время учебы я заходил от силы раз пять, два из которых потому что на лестнице было слишком людно и надо было где-то переждать. Был еще знаменитый туалет в подвальном этаже, рядом с кабинетом, где у нас была математика, но поберегите свои нервы и даже не пытайтесь представлять это. Но в каком бы состоянии не находились тогда те здания, это чувство соприкосновения с прекрасной архитектурой прошлого, тоже, я уверен, отложило на нас определенный отпечаток.

Итак, год 2002. И снова все сначала, и снова вообще без раскачки. Нам объяснили, что нас ждет и что от нас требуется. Нам повезло попасть на первый год эксперимента с единым госэкзаменом. ЕГЭ обычно принято ругать и критиковать. Иногда даже используется обидное определение «поколение егэ», чтобы акцентировать внимание на некомпетентности оппонента. Но так обычно говорят люди, ЕГЭ не сдававшие и понятия не имеющие, как это работает. От нас требовалось только делать то, что говорят преподаватели. И как награда в перспективе — хорошие баллы за экзамены и бюджетное место в вузе. При этом нам не указывали, как жить, какую музыку слушать и какие песни петь (а было на парах и такое), как одеваться и тому подобное. И как следствие, теперь и я могу позволить себе роскошь быть терпимее к другим. Дневников не было, не было формы. Даже такая мелочь: все наброски и графики по всем предметам, кроме черчения, можно было делать ручкой и без линейки — это было так естественно и привычно, что потом я с удивлением узнал, что в других школах так нельзя. Нам никогда не затыкали рот, если кто-то говорил что-то обоснованно, даже если это могло не понравиться кому-то из преподавателей. Точку зрения каждого из нас как минимум были готовы выслушать, какой бы бредовой она не была. При всем либерализме и открытости субординация строго соблюдалась. Конечно же, и мы это ценили, потому что уважение и доверие — это всегда больше, чем страх и ненависть. Хотя случались с нашей стороны и перформансы: как групповые (типа синхронного сосания всем классом чупа-чупсов, расклеивания по стене прямо на паре нарисованных танчиков или обмен одеждой и обувью), так и индивидуальные (им нет числа). Но такие вещи были просто необходимы для разрядки психики в тех условиях, в которых находились не только мы, а любые ученики выпускных классов. Поскольку к нашему внешнему виду у преподавателей не было требований, здесь тоже был простор для творчества, включая покраску волос доступными средствами: от тоника до нанесения разведенной перекиси водорода прямо руками. Короче, нам не нужно было даже притворяться нормальными. Так что пойти на рынок и купить тетради в палатке для первоклассников — это совершенно нормальная история. Было бы лукавством сказать, что нам было все равно, что про нас подумают. Наоборот, это была еще одна попытка эпатировать зрителя. Неудивительно, что и притягивали мы интересных личностей. Стоило как-то выйти постоять у черного входа между парами — как мы вчетвером уже помогаем какому-то бичу взвалить на спину чугунную раму фортепиано.

От дедушки к началу учебного года я получил шикарный и долгожданный подарок — мой первый компьютер, да еще и с доступом в интернет. Поэтому мое расписание на каждый день уплотнилось еще сильнее. Чтобы выйти в интернет, вставать приходилось в 6 утра, пока цена за час самая низкая, потом быстро завтракать — и на занятия. Одноклассник Алексей обеспечивал софтом и полезными советами по компьютерному хозяйству. Собственно, если вдруг было нужно стратегически пропустить какую-нибудь пару, то мы вполне могли потратить это время на переустановку системы или что-то в этом духе.

Еще в одиннадцатом классе к нам присоединилась Света. Она пришла в ТЭЛ год назад, когда я оттуда уже ушел, а год спустя перешла в Политех. У нас с ней была куча общих знакомых. Мало с кем мне удавалось подружиться так быстро. Главное, она была снисходительна к моим чудачествам, а это меня всегда привлекало в людях. Окончательно сдружились мы почему-то после такого случая. Как-то наш класс отправили на посадку деревьев на Малой земле. Это был холодный осенний день. Периодически срывался дождь. На Малой земле, открытой всем ветрам, было еще холоднее и ветренее. Так получилось, что мы приехали туда вдвоем со Светой, да еще и с большим опозданием. Быстро оценив ситуацию и поняв, что праздник уже начался без нас, я заговорщицки сказал ей: «Давай уйдем?» — «Давай». Как настоящий друг, Света, не задавая лишних вопросов, морально поддержала меня после одного случая с неудачным смешиванием жидкостей с разными плотностями. К ней можно было обратиться с просьбой сделать контурные карты. Потом, правда, эти карты попали к однокласснице Ане, что стало началом эпического противостояния, которое длилось много недель и в котором, кроме непосредственных нас, также были задействованы несколько преподавателей. Никто из нас не хотел уступать. Это была легендарная схватка с эффектным финалом.

Итак, нам сказали совершенно прямо, до Нового года будет еще более-менее, а потом начнется жесть. Было очевидно, что в таких условиях дотащить до итоговых экзаменов будет крайне сложно или даже невозможно. Предметы, которые у нас были, были поделены на две группы: те, которые будут нужны для поступления, и остальные. Лично для меня в первую группу вошли математика, русский язык, физика и химия. Им был отдан максимальный приоритет. Еще беспокоило выпускное сочинение (которое, как оказалось, можно заменить на изложение), но тогда я старался об этом не думать. С другими предметами — по ситуации. Географию я, например, любил, она мне отвечала взаимностью, так что я даже умудрился занять первое место на лицейской олимпиаде, не прилагая при этом особых усилий. С преподавательницей по астрономии я часто спорил, за это она была ко мне несколько предвзята. На информатике меня однажды выгнали с занятия за то, что я высказал все, что думаю о языке программирования Basic. При этом предмет информационные технологии у этой же преподавательницы я очень любил и ходил на него с удовольствием. На культуре речи приходилось много писать небольших сочинений в свободной форме. Тут я придумал свою методику для меньших затрат сил и времени. Поскольку мы все тогда слушали Короля и шута (что вместе с нашим внешним видом делало каждый выход в город не совсем безопасным, а уж идти на их бесплатный концерт на набережной весной 2003 г. было еще одним рискованным предприятием, такие уж были времена), я брал за основу какую-нибудь их песню и, чуть изменив под конкретное задание, выдавал переработанную историю. Неоригинальность сюжета вообще никакой роли не играла, так как оценивалась грамматика и правильность использования слов. Тем не менее, однажды наш преподаватель, великолепная Флора Вазгеновна, стараясь быть максимально деликатной, выразила озабоченность моими сюжетами и спросила, все ли у меня в порядке. По остальным же предметам просто нужно было выполнить необходимый минимум — об аттестатах уже мало кто думал, медали никому не грозили, но все равно хотелось, чтобы все выглядело пристойно.

После Нового года появилась еще одна проблема. Одно городское предприятие для детей своих работников приглашало из московского профильного ВУЗа преподавателей, которые вели подготовительные курсы, а затем они же организовали по этим предметам тестирование, которое засчитывалось как вступительные экзамены для поступления. Небольшая историческая справка. Сейчас уже мало кто вспомнит, но раньше все было совсем не так. Выпускники сдавали школьные выпускные экзамены, которые нужны были только для оценки в аттестат, а хороший аттестат вроде как иногда мог помочь при поступлении. Потом придумали тестирование. Существовали ВУЗы, которые это тестирование проводили и по его результатам принимали абитуриентов. Кроме того, сертификаты тестов, если результаты устраивали, можно было так же использовать вместо сдачи экзаменов. Очевидный профит как для университетов (более или менее адекватный метод проверки знаний, без перегибов на местах, но это в идеале, так как читерить быстро научились и при такой системе), так и для поступающих (при удачных раскладах можно меньше сдавать, а если на тестировании что-то пошло не так, то можно сдать классический экзамен). Такой опцией я уже воспользовался после 9-го класса и мне очень понравилось. Система ЕГЭ — это лишь версия этого тестирования. Наш выпуск был первым в регионе, который попал на эксперимент по внедрению единого экзамена. Всех нюансов не помню. Но точно было правило, что если сдаешь на двойку, то в аттестат идет тройка. Плюс еще никто из учителей школ, которые это проводили, никогда раньше этим не занимался. Так что в плане новизны ощущений мы были с ними в одинаковых условиях. Но никто не хотел останавливаться и на этом. Поэтому некоторые университеты проводили еще и электронное тестирование — это когда то же самое тестирование, только не на бланках, а на компьютере и в конце марта. Сертификаты имели ту же силу, что и сертификаты ЕГЭ и обычного тестирования. Ближайшим к нам местом проведения был Краснодар, наш головной университет. Сложно? А нам кроме того, чтобы во все этом разобраться, нужно было еще и учиться. А нагрузка с каждым днем только увеличивалась.

Но вернемся в зиму. Меня записали на эти курсы с перспективой поступления в Москву. Я хоть и настраивался на Новороссийск, но большой беды в стремительно меняющихся планах не видел (а что, хотя бы можно было покупать музло на Охотном ряду лично, а не через тетеньку-посредника на Вещевом рынке, как мы делали сейчас). Сходил на первое занятие, пообщался с возможно будущими преподавателями и одногруппниками — и понял, что мне физически плохо от мысли переезда. Где-то через неделю состоялся семейный разговор. Я сказал, что варианта два. Первый: на тестировании специально заваливаю профильную химию — и не еду в Москву. Второй: я даже не пытаюсь ее сдать, а сдаю то, что мне нужно для поступления в Новороссийске или Краснодаре — и тоже не еду в Москву. После споров и скандалов смог убедить, что второй вариант предпочтительнее. Пока длились эти курсы, обычный учебный день выглядел примерно так: с утра занятия, обычно три – четыре пары. Потом курсы — еще несколько часов. Потом наступает ночь, город засыпает. Не спят только ребята из Политеха, которые достают любимый сборник заданий по математике под редакцией Сканави, потом переходят к уравнениям реакций по органике и заканчивают задачками по физике. Так получилось, что наша лицейская компания слушала музыку примерно одного типа, но с вариациями. За основу коллективного плейлиста был взят репертуар Нашего радио (того, старого доброго с Шизгарой-шоу, Олей Максимовой и Колей Маклаудом, «спой, что ты хочешь услышать» и ламповыми ночными эфирами), а дальше — в соответствии с личными предпочтениями: Кукрыниксы, Пурген, Дистемпер, Наив, Тараканы, Последние танки в Париже, Гражданская оборона и так далее — все, что можно было купить у той тетеньки на Вещевом рынке. Душа часто требовала тогда чего-нибудь лиричного, так что гостями в наушниках во время ночных посиделок над книгами и тетрадями были Никольский, Пикник, Дельфин, а когда хотелось чего-то изысканного, то Милен Фармер, ну и конечно же музыкальная программа открывалась и закрывалась Странными танцами Технологии. Новые релизы тоже слушали по радио (интернет хоть и был, но он был маленький, там почти ничего не было). Вот, например, диалог.
— Слышала уже Мертвого анархиста Короля и шута?
— Ага, вчера по Нашему.
— Да блин, как вы это делаете? Я вчера весь вечер специально ждал, но так и не услышал.
— Ну сегодня попробуй. Они ее каждый день крутят.

Когда нам задали по литературе выучить стихотворение Есенина, это было для меня самое легкое задание за два года — я просто рассказал песню Москва группы Монгол Шуудан, стараясь при этом не перейти не пение. Была мысль попросить одноклассника Горшка (угадайте, почему такое прозвище) аккомпанировать на гитаре, но что-то там не получилось. С этим же Горшком связана одна история. У моей двоюродной сестры и ее мужа был сотовый телефон Эрикссон 1018 (в те времена часто был один сотовый на семью). Телефон знаменит своими сменными панельками, постоянно мигающей зеленой лампочкой и встроенным синтезатором мелодий: надо было прям по нотам ввести мелодию (небольшую, максимум нот 40-50) и поставить ее потом на звонок. У Горшка был такой же телефон. А тогда как раз Тараканы зарелизили свою Я смотрю на них. Была перемена перед какой-то не очень важной парой. Говорю ему: «Хочу сестре новую мелодию на телефон сделать. Можешь подобрать проигрыш из новой песни Тараканов?» Начинается пара. Смотрю, он что-то колдует над своим телефоном. Заканчивается пара, подходит ко мне с бумажкой — там ноты. Ввел в телефон — мелодия один в один.

А когда закончились курсы, я вернулся к нормальному (для нас нормальному) графику: все те же три-четыре пары в день, могли еще дополнительную математику, физику или химию поставить, два-три раза в неделю (часто по субботам и воскресеньям) — репетиторы. К репетиторам ходили вообще все. Никаких весенних каникул, конечно же, а вместо них тренировки, тренировки, тренировки. Но мы уже набрали ход.

В конце марта — первые экзамены — компьютерное тестирование в Краснодаре. План у меня был очень простой: сдавать как можно больше, чтобы было из чего выбрать лучшие результаты. На компьютерное тестирование надежд в общем-то не было: и так знали, что оно сложнее, чем обычное (и уж тем более сложнее, чем ЕГЭ), да и к тому же в конце марта мы еще не успели закончить всю программу. Короче, Краснодар был скорее, чтобы настроиться психологически, поймать волну. Получилось так, что один экзамен был у меня в пятницу, а второй — в воскресенье, рано утром, еще и после перевода часов. В пятницу, кроме меня, в Краснодар ехали еще и трое моих товарищей (их отвез на машине отец одного). Мы покупали входные билеты заранее. Я решил, что поеду сам и купил специально на другое время, сразу после них. Одноклассники нынешние отнеслись к моему решению с пониманием. А вот бывшие, друзья по ТЭЛу, восприняли это как личное оскорбление: вот, мол, избегаешь нас. К тому моменту наши отношения были и так не очень, а после этого общаться мы перестали совершенно. У них были претензии ко мне и раньше: у тебя вот теперь новые политеховские друзья, компьютер и так далее. Конечно, и я был далеко не подарок. В 11-м классе я еще глубже ушел в себя, еще больше погружаясь в одиночество, все так же скрываемое от посторонних эпатажем — моя внутренняя эмиграция, начало. За эти два года у меня сильно поменялись взгляды на многое, и общих тем с ними становилось все меньше. В какой-то момент мы просто перестали друг другу звонить.

Тестирование на компьютерах я, как и остальные, сдал неважно, зато приобрел опыт жизни в студенческом общежитии: на две ночи меня приютил мой сосед Леха (моделька машины на мое самое первое Первое сентября), который учился тогда в Краснодаре. Этими двумя ночами в общаге в принципе мой опыт и ограничился.

Кажется, в апреле, писали пробный ЕГЭ по математике. Перед ним договорились в одноклассником Алексеем, что пишем три часа (потом перестают выпускать до самого окончания), потом едем играть на компе. Это было нужно, чтобы не перегореть заранее. Спортсмены ведь не выкладываются на максимум на тренировках. Здесь то же: в сотый раз заполнили бланки (в лицее нас к тому моменту натренировали уже до автоматизма), оценили уровень заданий, прикинули, как лучше разложить по времени — и домой. Потом тестирование. Всего, как я тогда подсчитал, с конца марта по начало апреля я их сдал более 10 штук в разных формах. Но два самых главных — ЕГЭ по математике и русскому языку — были еще впереди. И по ним, особенно по математике, были очень нужны хорошие баллы.

Май был квинтэссенцией всего. Совершенно безумный месяц. Я думаю, у каждого из нас хотя бы раз случился срыв: когда в какой-то момент кажется, точнее, ты уверен, что ты не знаешь вообще ничего. К счастью, Светлана Владимировна всегда была рядом и могла найти нужные слова. «Артемий, не говорите глупости, что вы не умеете брать интеграл. Поверьте, на экзамене у вас не будет с этим никаких проблем».

Но уже чувствовалось, что близок конец и этой истории. Особенно когда пришел оператор с кинокамерой, чтобы снять нас типа мы на занятиях. Пока мы ждали его в аллее на Новороссийской республики, я совершенно отчетливо осознал, что вот и всё…

Девочки пришли в тот день очень нарядные, мальчики — как всегда. Оператор смотрел на странные надписи на стене, качал головой и в итоге попросил закрыть хотя бы бумагой. Потом мы изображали, будто у нас идут разные предметы. Заходил преподаватель, задавал нам вопросы, мы на них отвечали, даже писали что-то под диктовку. Потом преподаватель уходил, заходил другой – и начинался новый предмет. Тетрадки и книги при этом лежали те же самые, а мы испытывали неловкость.

Еще в мае случился турслет, четвертый по счету и первый, на который поехал я. Ребята, которые заехали туда еще накануне и там ночевали, выглядели на следующее утро, когда подъехали мы, сонными и вялыми. Видимо, даже в походе, когда выдавалась свободная минутка, готовились к экзаменам. Они почему-то не стали оставаться еще на одну ночь. Я тоже уехал, потому что на следующий день рано утром нужно было ехать в Краснодар за сертификатами. Еще в мае я зачем-то съездил в Ессентуки и обратно, проведя в автобусе практически без сна чуть меньше суток, а через несколько часов после возвращения пошел на по математику. И, кажется, тогда же написал и выложил на своем первом сайте свой первый, дичайше всратый, рассказ.

Всю последнюю учебную неделю мои мысли занимало, как же будет выглядеть самая последняя пара — последний школьный урок. Ну так если задуматься, то какой в нем уже смысл? Неважно, что я говорил вслух, но в душе я был тогда очень сентиментальный (дало свои плоды постоянное прослушивание кассеты Технологии, удачно купленной на Вишняках в Краснодаре вместе с рубашкой для выпускного) и думал, что наверняка кто-то скажет в конце какую-то проникновенную речь или что-то в этом духе. А все оказалось намного проще: последней пары просто не было. Мы пришли, а преподаватель нет.

Последний звонок. «До свиданья, лицей!» на мотив песни «До свиданья, Москва», шарики в небо, слезы девочек, ухмылки ребят (чтоб тоже случайно не расплакаться). Нам подарили выпускные альбомы. Под фотографией, если ее отогнуть, было много места — и все начали писать друг другу что-нибудь на память. Ребята в этом участвовать отказались. А я тогда подумал: через много лет открываю альбом, а там либо чистая белая бумага, либо куча памятных надписей от людей, с которыми мы пережили все это приключение.

Потом сидели на старой набережной. Тогда там было много уютных мест, скрытых от посторонних глаз. Аня, разгорячившись, кричала, как она нас всех любит и что мы обязательно все будем встречаться каждый раз, когда она будет приезжать из Москвы. «А ты чего ухмыляешься? И ты тоже попробуй только не прийти!» — показала она на меня, видимо, на время забыв про историю с контурными картами.

ЕГЭ сдается на нейтральной территории. Нам выпала школа № 28 в Цемдолине. Вместе с нами сдавали еще ребята из Гайдука, Верхнебаканской и, кажется, из Семигорья или Раевки. Нас всех перемешивали так, чтобы в одном кабинете было максимум 3–4 человека из одной школы. Когда я впервые увидел клип На заре группы Альянс, первая мысль: музыканты на фоне сдержанных зрителей — прям как мы тогда на фоне традиционного белого верха и черного низа коллег из других школ.

На нас смотрели недоуменно, возможно, даже с пренебрежением: «А эти клоуны откуда и что здесь делают?» Ну а мы приехали тем утром туда, чтобы написать на лучший результат по городу. Наш класс, хотя и уступил в баллах коллегам из 11 Б, но не намного, хотя как мне объяснили много лет спустя, «изначально туда брали умных, а к нам — красивых». Из шпаргалок у меня была с собой только небольшая самодельная книжечка, куда я от руки в течение двух лет вписывал всю нужную информацию (мы называли ее «запрещенной литературой»), и которой я так и не воспользовался. «Артемий, вы сможете», — напутствовала Светлана Владимировна. Она же через несколько часов после экзамена встретила вопросом: «Решили интеграл?» — «Решил». — «Я же вам говорила».

ЕГЭ по математике состоял из трех частей. Часть А — с вариантами ответов, где нужно просто выбрать правильный. Самая простая, разминочная, часть. В части B вариантов ответов уже не было. Нужно было решить у себя в черновиках и вписать правильный ответ на бланке. Самой сложной была часть C. Заданий там было 5, сложные (хоть и не Сканави), но нужно было еще и показать на бланке ход решения. План у меня был очень простой: прежде всего взять максимум в части А и максимально внимательно отнестись к части B. И только сто раз все перепроверив, если позволит время, попытать счастье с финальным боссом. Эта незатейливая тактика принесла почти 80 баллов (то ли 76, то ли 77, не помню уже), 5 в аттестат (до этого была спорная: 4 в первом полугодии и 5 — во втором) и в сумме вместе с результатами тестирования по физике (там, правда, все было намного скромнее) поступление на бюджет с лучшими баллами на моей специальности, за что на первое сентября уже в институте мне подарили книгу на память. Но это было после. Пока же было просто опустошение после всего этого безумия, чувство удовлетворения (особенно когда я одним солнечным летним днем взял из почтового ящика газету и наткнулся на заметку с результатами первого в истории единого госэкзамена в нашем городе и любимым Политехом на первом месте) и грусть, что все это закончилось.

За время школьной учебы я сменил три места и в Политехническом лицее учился меньше всего — два года. Но Политех в моих воспоминаниях всегда будет стоять особняком в мавританском стиле. В 2000-х годах в футбольный клуб Боруссия из Дортмунда пришел тренер Юрген Клопп. Вообще он планировал устроиться в другую команду, но его туда не взяли в том числе из-за того, что он опаздывает на тренировки и носит рваные джинсы. Через несколько лет Боруссия выиграла чемпионат Германии, играла в финале Лиги чемпионов и, изначально имея в своем составе далеко не самых лучших игроков, показывала, возможно, самый рок-н-ролльный футбол в мире. Мне хочется думать, что и наша компания была такой вот новороссийской Боруссией. Мы полностью доверились преподавателям, два года изо дня в день стараясь делать то, что они говорят, а они нам дали полную свободу во всем. Плюс немного магии. При этом Политех никогда не считался самым престижным местом города. Но мы дали рок-н-ролл и результат: все 19 человек из нашего класса поступили в университеты, большинство — на бюджет.

Большое спасибо нашим преподавателям. Прежде всего спасибо и светлая память Людмиле Васильевне, придумавшей лицей. Она ушла из жизни через год после нашего выпуска. Спасибо Валерии Эдуардовне за безграничное терпение, даже таких личностей, каким был я, особенно поначалу. Тимуру Рафиковичу, продолжившему дело Людмилы Васильевны. Элеоноре Николаевне за то, что я чувствовал всегда какое-то необъяснимое расположение к себе, даже когда к другим она могла быть строгой. Елена Ивановна, даже сейчас в разговорах с коллегами на работе я иногда ссылаюсь на вас. И, конечно, Светлане Владимировне. Лучшего классного руководителя представить невозможно. Кроме преподавателя математики, она была для многих из нас еще и психологом и просто душевным человеком, у которого можно попросить житейский совет в трудную минуту. Я был счастлив, когда после поступления в университет узнал, что она еще два года будет преподавателем у нашей группы.

Очень многое уложилось в эти два года. Еще и этот возраст обостренных чувств, жажды романтики и бесконечных поисков. Когда город был еще маленьким и уютным. Да и разве можно и нужно как-то объяснить чувство, когда в плеере еще не села батарейка, обе бабушки и дедушка еще живы, живут с тобой в одном городе и всегда ждут в гости, а ты идешь часов в пять вечера по улице и понятия не имеешь, где будешь ночевать сегодня. И главное, была надежда.

Выпускной праздновали в ресторане «Рыцарский зал». Запомнился он далеко не рыцарским залом, посреди которого был шест для стриптиза. Я, кстати, до выпускного думал, что диаметр трубы намного меньше.

Но сначала была официальная часть во дворе кафе. Выходя на импровизированную сцену мы выдали наш последний перформанс. Вообще же принято, что очень торжественно, в красивых нарядах находящиеся в одном шаге от взрослой жизни девушки и парни появляются из-за кулис парами и предстают перед восхищенными и возможно немного влажными от слез взглядами родителей. Ну ровно так, как сделал 11 Б класс. Но как мы могли допустить пафос в своем присутствии! Не понимаю, как нам удавалось организовываться так быстро, ведь тогда от идеи до исполнения и минуты не прошло, и мы уже выходим на сцену девочка с девочкой, мальчик с мальчиком. Причем кто-то даже, как это и положено, держался за руки.

Мне дали аттестат. Почетной грамотой отметили мои заслуги по географии.

Потом был неплохой стол и много плохой музыки. Одноклассник Алексей рвался к шесту. Света скучала. Наташа заставила меня станцевать с ней.

И уже под утро недолгий переход на Мыс любви для встречи рассвета, фото на память.

Самую последнюю фотку на пленке, там был я и видимо простившая меня за отдавленные во время танца ноги Наташа, тем же летом засветила мама, случайно открыв фотоаппарат.

Рассвет в Новороссийске наступает довольно поздно. Солнцу нужно еще какое-то время, чтобы выйти из-за гор. О чем думаешь, пока ждешь его? Не знаю, как другие, но я точно не думал о всей этой ерунде про шаг во взрослую жизнь и прочее, что обычно упоминают в торжественных речах. Просто желание спать и дрожь от утренней свежести с моря. В какой-то момент решив, что рассвет все же наступил, мы мелкими группками пошли по домам по уже просыпающимся улицам. Шли вчетвером. Сначала попрощались с Аней у ее двора. Мы с Таней тогда жили в одном дворе (с ней мы 10 лет назад поступили в один класс, потом на 5 лет наши пути разошлись, чтобы снова встретиться в Политехе), так что Александр по прозвищу Репа дальше пошел сам.

Когда я пришел домой, мама уже собиралась на работу, сестра спала. По привычке, пока был дешевый интернет, включил компьютер. Модем еще дозванивался и устанавливал соединение, а я понял, что засыпаю, сидя на стуле перед компьютером. Если что-то и могло случиться, то точно не этим утром.

Конец апреля выдался теплым, тихим и туманным. Ночами по свежей листве чуть слышно шелестел дождь, так что утром через открытое окно комната наполнялась металлическим звоном птиц и ароматом умытой зелени сада — так по-особенному пахнет только в апреле. Часто днем ветер нес с гор в лицо мелкие как пыль, почти невидимые капельки. А потом теплело, хоть солнце и редко показывалось в разрывах серых с отливом спешащих куда-то туч.

Но яркая легкая одежда уже сменила гнетущую ношу зимних курток. Над нарядными клумбами от цветка к цветку носились пчелы. И можно было бесконечно вдыхать сладкие ароматы чего-то цветущего из-за высокого, местами осыпавшегося забора городского сада. Сквозь прозу графиков и формул доносилось и до меня лирическое очарование наступившей весны.

Тем апрелем, прийдя домой, я любил встречать сумерки на крыльце, в старом махровом халате поверх домашней одежды, с чашкой крепкого чая, отстранившись хотя бы на время от всех житейских забот и волнений тех дней. Короткое мгновение, когда нет прошлого и будущего, а только настоящее, где в сгущающейся синеве вечера на стремительно темнеющем небе проступают первые звезды. И испываешь неведомое до этого сладкое томление ожидания чего-то.

В субботу я закончил свою учебу намного позже обычного: долго штудировал в библиотеке статьи по дисперсности, потом безуспешно ходил по уже пустым коридорам альма-матер в поисках одного профессора. Тихая улочка со старыми обшарпанными домами была уже непривычно безлюдна. Из открытых окон наружу выносились ароматы готовящейся еды и обрывки далеких непонятных разговоров. Около входных дверей и окошек подвалов пахло сладко-плесневелой стариной. Где-то играли на фортепьяно.

Домой идти совсем не хотелось. Марально я был измотан совершенно, но силы физические требовали применения. Не сворачивая к дому, я пошел в гору. Поднимался по разбитой улице, жадно заглядывая во дворы. В вечерней звенящей синеве призрачно белели стволы деревьев, бордюры дорожек и колодцы, стройными рядами стояли вдоль стен сараев садовые инструменты. Кое-где на грядках уже зеленели первые всходы. Пахло догорающим костром.

За последними домами была небольшая поляна, а потом — сосновая рощица. На ее опушке, сидя на поваленом непогодой дереве, я смотрел на город, вытянувшийся дугой вдоль бухты. Там, в низине, уже стемнело. С кисельной неспешностью тянулся вниз по ущелью туман. Каждую секунду в далеких домах, на пароходах в порту и на рейде зажигались огни. Бело-красной рекой изгибалась оживленная магистраль. Целый город — как на ладони. И я — наведине с ним.

Никогда не любил я весну. В рассуждениях о пробуждении после зимнего сна и новом рождении природы я всегда улавливал что-то приторно-лицемерное. Но, кажется, никогда я не радовался ей и не ждал ее как тогда. Никогда не любил весь мир и не чувствовал себя бесконечно счастливым в своей тихой грусти как в том далеком апреле.

Весна 2023 г.

Съездил в Росток. Погладил море

Не смог удержаться

1. Пикник на обочине
2. Улитка на склоне
3. Полдень, XXI век*

* помимо повести Полдень, XXII век существовал еще альманах фантастики Полдень, XXI век

В доме бабушки и дедушки в одной из комнат на подоконнике стояло радио. Не в том смысле, который мы вкладываем в это понятие сейчас, а проводное радио — радиоточка. Вещание начиналось в 6 утра гимном страны (тогда это была Motif de chant national — Патриотическая песнь Глинки), им же в полночь и заканчивалось.

Если так подумать, то ведь все детство прошло под звуки из этой радиоточки: утром оно было будильником; под новости из станиц мы обычно завтракали; вернувшись из школы, я часто попадал на передачу «Персона грата» (и только много лет спустя узнал, что это значит) и так далее. До сих пор, вспоминая дом, представляю ту комнату с окном с видом на запад и вишню и тихо бубнящий приемник.

Технически там все было предельно просто. Сигнал передается по проводам. В частном секторе это были два провода на столбах под обычными электрическими, только чуть тоньше в сечении (очевидно, из-за более низкого напряжения). Причем радио не зависело от напряжения в обычной сети — даже если были перебои с электроснабжением, то приемник продолжал работать.

Несколько лет назад моя тетя подарила мне приемник «Бештау», который раньше висел в ее кухне. Не смотря на солидный возраст аппарата (он примерно мой ровесник), как антиквариат он не стоит ничего: новые экземпляры в упаковке и с документами можно купить рублей за 500. Что уж говорить про этот, просто вынутый из розетки. Сначала он просто стоял у нас на полке, радуя силуэтами знакомых гор на корпусе и огорчая отсутствием ручки громкости. Но мысль оживить его меня не покидала.

Очевидно, что решение задачи состояло из двух частей: программной и аппаратной.

Внутри приемника все оказалось довольно несложно: трансформатор, динамик и регулятор громкости.

Время не пощадило прибор — я рассчитывал использовать что-нибудь из того, что было внутри. Но мембрана динамика, на который я возлагал надежды, со временем совсем истлела. Пришлось все выбросить, оставив только корпус.

Начинаем с радиосигнала. На том приемнике в доме бабушки и дедушки приемник транслировал «Радио России» — это был сигнал по умолчанию для однопрограммников по всей стране (в нулевых в санатории с символичным названием «Бештау» в Железноводске такие вот однопрограммники вещали «Русское радио»). Сегодня проводное радиовещание практически везде ликвидировано. Но найти в интернете поток для воспроизведения оказалось совсем несложно. Кстати, лайвхак: чем ниже битрейт, тем аутентичнее звучит. А если уже совсем постараться, то можно найти не просто федеральный поток, а региональный «Радио России — Кубань». Все как в детстве. В качестве приложения для воспроизведения будем использовать VLC. Скармливаем ему ссылку.

Сперва была попытка использовать пассивный динамик: засунуть в корпус приемника ненужную гарнитуру от телефона и подать сигнал с программным усилением уровня громкости в 120 %, (VLC позволяет провернуть такой фокус). Дешево и сердито. И очень тихо: слышно было только ночью, когда наступала тишина, и то разобрать можно было лишь отдельные слова. Хотелось большего.

У детской игрушки был позаимствован динамик. По габаритам он прекрасно вписался в корпус. Но ему нужен усилитель, а усилителю — блок питания. И это уже активная система. А это значит, подводить нужно два провода: один со звуковым сигналом, второй — с питанием. Пару месяцев ждем, когда из Китая приедут комплектующие — и можно собирать.

Оригинальная модель примечательна тем, что не имела шнура питания. С обратной стороны приемника вилка была встроена прямо в корпус: аппарат за счет своих небольших габаритов и веса мог спокойно висеть на радиорозетке. Если выломать из корпуса штифты вилки, то в образовавшиеся отверстия как раз можно запустить оба провода.

Настройкой эквалайзера добиваемся того самого шуршаще-скрипяще-звенящего звучания.

Из-за особенностей конструкции (как корпуса, так и усилителя) не удалось вывести ручку регулировки громкости наружу, поэтому выставляем уровень где-то посередине и окончательно все собираем.

Что можно слушать? Слушать можно все что угодно и на любом языке, главное, найти ссылку на нужный аудиопоток. Так как я добивался оригинального звучания (низкие и высокие частоты полностью убраны), то лучше всего подойдут разговорные форматы или классическая музыка.

Визуализировал наконец:

Это дали — https://sudzhuk.com/dali/

Тонкая полоса песка тянется между между спящей громадой моря и грядой гор. Искры потрескивающего костра взлетают высоко вверх, превращаясь в звезды на черном южном небе. Вокруг костра сидят молодые люди: четыре парня и девушка. Рука одного из них, краснолицего, собственнически лежит на ее талии.

— А я свой самый запоминающийся подарок получил на восемнадцать лет, — рассказывает белобрысый парень, сидящий рядом с парочкой, — мы тогда праздновали… Слушай, а у кого ж мы праздновали… А, у Лехи на квартире! Помнишь Леху? — обращается он к своему другу и, не дожидаясь ответа, продолжает. — Короче, нормально мы так посидели. Потом просыпаюсь посреди ночи: сушняк страшный и курить охота. А точно помню, как докурил последнюю перед тем, как спать лечь. Пачка пустая в кармане лежит. Будить кого-то стремно. Леха вообще ненормальный: как-то спросонья одному кренделю чуть нос не сломал. Иду на кухню, пью. Собираюсь уже свет выключать и назад идти и смотрю машинально на стол. А там на банке с пивом сверху сигарета лежит. Пацаны решили мне подарок оставить.
— Валерчик, блин, ну ты умеешь истории рассказывать. Аж курить захотелось, — рука соскальзывает с талии и начинает шарить по карманам. Девушка, освободившись, наклоняется, вытаскивает откуда-то из темноты гитару и передает на другую сторону костра.
— Андрей, сыграй еще что-нибудь, пожалуйста.
— Давай, Андрюха! Жги! — поддерживает краснолицый, справившись наконец с зажигалкой.

Тот, который Андрей, берет гитару и равнодушно начинает перебирать струны. Через минуту все покачиваются в такт песне. Тени от костра причудливо ложатся на лица, делая их похожими на разрисованных красками туземцев.

«Город-сказка, город-мечта. Попадая в его сети, пропадаешь навсегда…»

Еще несколько дней назад они все не были знакомы: трое приехали один поездом, двое — другим. С разницей в два часа. Остановились в разных местах: двое ребят на базе отдыха, троица — в двухкомнатном люксе в пансионате. Все они — из одного города в другом часовом поясе: диктору на радио обычно приходится проделать половину пути от Калининграда до Петропавловска-Камчатского, чтобы добраться до него. Земляки на курортах быстро находят друг друга. Если захотят.

«Танец солнечных лучей в паутине проводов над жестяными крышами обшарпанных домов…»

Доиграв, парень откладывает в сторону гитару и идет к воде — там придавленные камнями, охлаждаются последние три бутылки пива.

— Вы же не забыли, что у нас завтра с утра подъем в горы? — спрашивает он, вернувшись к костру.
— Не уверен, что заставлю себя встать в такую рань, — отвечает его товарищ, привалившийся к большому камню.
— Так, Игорек уже хорош. Что скажут остальные?

Пауза…

— Уговор — есть уговор. Остальные как хотят, а я пойду. Ну серьезно, уже скоро домой возвращаться, а мы все откладываем, — решительно заявляет девушка.
— Киса, я тебя отпускаю. А нам с ребятами еще бы коньячку. Валерчик, ты как думаешь, наш ларек еще открыт?
— Мне кажется, он всегда открыт, — бурчит в ответ Валерчик.
— Олег, ну какой коньяк?! Спать пора. Ты же завтра не встанешь, — безо всякой надежды просит девушка.
— Пьянству бой! — орет в ответ Олег. — Парни, составите нам с Валерчиком компанию?
— Не, я из другой весовой категории, — отвечает Андрей, — да и Игорек тоже, наверное, уже не будет.

Игорек в это время во сне пытался взбить камень как подушку.

— Давайте тогда договоримся, где завтра встретимся, — Андрей еще на что-то надеется, — я предлагаю у летнего кинотеатра. Как раз на полпути от нас до вас. В шесть. Игорек, давай, подъем!

Остается позади пляж, песок, набивающийся в обувь, костры, шумные отдыхающие и тихий шепот моря, лениво накатывающего на берег. Темный небосвод на миг освещает зеленоватая полоса вспыхнувшего и тут же погасшего метеора.

Андрей долго ворочался в своей постели, слушая мерное посапывание из соседней комнаты. Просыпаться нужно было не по-отпускному рано, но сон не шел. Прямо как в университете накануне важного экзамена. Голоса случайных прохожих на улице раздавались все реже.

Еще три дня — и опять верхняя полка плацкартного вагона, духота, запах вареных яиц, детский плач, угрюмые загорелые лица возвращающихся отпускников, назойливые торгаши на станциях — долгая дорога домой. День-два уйдет на то, чтобы перестать считать себя отпускником, вымыть из волос и одежды песчинки, последние напоминания о пляже, и спрятать в шкаф до следующего года старые вьетнамки. Еще через неделю — обшарпанное розоватое здание конторы разорившегося завода, переделанное в офисы; собаки на проходной, больно стучащие по ногам хвостами в ожидании какого-то угощения; раздача магнитов и ракушек коллегам и единственное светлое пятно — Юля из приемной. Когда шефа нет на месте, то можно прийти и она угостит кофе. Но и эта радость, похоже, будет недолгой — на последнем корпоративе Юля решительно отказывалась от любого алкоголя, а черты ее стали плавнее и еще больше похорошели. И бесконечно длинные зимние вчера, как две капли воды похожие один на другой, среди серых холодных многоэтажек, безразлично глядящих в пустоту желтыми точками светящихся окон.

Он вздохнул и перевернулся на другой бок. В темном углу поблескивали струны гитары. Потертая лестница ее ладов унесла его в недалекое прошлое.

Два дня назад все они как обычно были на пляже. Трое парней пошли к ларьку за пивом. Мощная моторная лодка таскала взад и вперед надувной банан с подскакивающими на нем визжащими курортниками. Смуглый худощавый парень уже четвертый раз предлагал вареную кукурузу. «Коля, немедленно вылезай из воды! Простудишься», — разносилось над пляжем. Под большим полосатым тентом остались только Андрей и она. Он сидел, прикрыв глаза и тихо перебирал на гитаре «Придорожное кафе» Блонкера. Она подошла и села рядом, внимательно смотря и слушая.

— Всегда мечтала научиться так играть.
— В общем, это несложно. Главное, вовремя дергать нужную струну. Хочешь попробовать? — спросил он, протягивая гитару. Неуклюже, но очень осторожно она обхватила гриф. — Вот так. Указательный палец поставь сюда. А средний сюда. Нет-нет, на эту струну. Нет, эта струна открыта! Давай помогу, — когда он коснулся ее тонкого пальца, показалось, что сейчас оттуда брызнут искры. Впрочем, она, кажется, не обратила на это внимание.

Андрей в возбуждении вскочил с кровати. Прошел несколько раз по комнате. «Да что со мной такое?! Она же замужняя женщина!» — пронеслось в его голове. Едва касаясь кончиками пальцев, он погладил гриф гитары.

Утро выдалось серым и прохладным. Уже было светло, хоть солнце пока и не показалось из-за гор. Бессонная ночь отозвалась тяжелым пробуждением и даже мыслями, а не отменить ли все. Три дня. Оставалось еще три прекрасных дня с ней. Нельзя было терять ни минуты. Быстро собравшись и накинув на плечо рюкзак, Андрей тихо, чтобы не разбудить спящего друга, закрыл за собой дверь.

Совершенно не важно, что придется терпеть компанию Олега и Валерчика, что он не успел даже выпить кофе, что рвется левая сандалия. Главное, она будет рядом. Он шел по еще не проснувшейся тихой улочке, дрожа то ли от утреннего холода, то ли от предвкушения встречи.

Она сидела на скамейке, разглядывая жуков на земле. Заметив его, слегка улыбнулась:
— Доброе утро!
— Доброе!
— Друг остался дома?
— Спит.

Андрей почувствовал, что его лицо начинает пылать и, отводя взгляд, нарочито небрежно спросил:
— Как вы вчера?
— Нормально, — пожала плечами девушка, — как обычно. Ненаглядный хотел бить морду какому-то пареньку за то, что тот якобы не так на меня посмотрел. Валеру стошнило рядом с дискотекой. Сказали, что вызовут ментов, если не уберет за собой. Ничего нового.
— А ты?
— А я думала, за что мне все это.
— А ребята где? В ларек пошли? — спросил Андрей, оглядываясь.
— Нет, им вчера хватило. Теперь будут минимум до обеда отсыпаться. Так что мы только вдвоем, — последнее слово звеняще повисло в воздухе.
— А это… будет удобно?
— Ну им же удобно каждый день пить и забывать о данном слове. Так что имеем полное моральное право не ждать отстающих, — она решительно поднялась, — не будем терять время. Горы ждут! Надо идти, пока не стало жарко.
— Думаешь, будет жарко? День сегодня вроде прохладный.
— Здесь так каждый день. Я встаю рано. Иду к пляжу и гуляю там, пока прохладно и никого нет. Так что знаю, о чем говорю… Наша дорога, кажется, вон там, за тем зданием. Точно, туда!

«Каждое утро мог бы с ней гулять по пустынному пляжу, если бы не спал до десяти», — с досадой подумал он.

Каменистая тропинка, виляя, круто поднимается в гору. Остались позади редкие дворы с выбеленными стенами домов, теряющихся в пыльной, будто выгоревшей под высоким южным солнцем, зелени; куры, копающиеся в земле; лай потревоженных собак. Они шли, восхищенно глядя на бесконечную синеву моря и болтая о всякой чепухе. Безлюдно было здесь в этот ранний час. Только однажды им встретился старый татарин в тюбетейке и лоснящейся от времени одежде с мешком каких-то трав за спиной. Глубокие морщины на его темном загрубевшем лице напоминали русла высохших рек.

Стало припекать. Тихо и безмятежно было вокруг. Шум моря остался внизу. Только редкие порывы ветра посвистывали в бедной листве редких кустов, да невидимые насекомые на все лады трещали в траве.

На самой вершине они выбрали удобную площадку под кустом. Перекусили бутербродами, которые она достала из своего рюкзака.

— И все же кем ты работаешь?
— Приношу людям радость, — лениво жмуря глаза от солнца, отвечала она.
— А если точнее?
— Технологом на фабрике мороженого.

Она встала и подошла к самому краю, глядя вниз. Он стал рядом. Поселок внизу касался совсем крошечным. Среди зелени выделялся рынок и здание автостанции с башенкой. По извилистой дороге медленно спускался красный автобус. «Как хорошо!» — чуть слышно выдохнула она. От очередного налетевшего порыва ветра она слегка покачнулась. Он, чтобы не дать ей упасть, неосознанно схватил ее обеими руками.

Спустя примерно час две маленькие точки без общего прошлого и будущего медленно брели по извилистой горной тропе назад. Вниз идти оказалось намного сложнее, чем наверх. День выдался ветреным. Перед ними волновалось море, всё в белых барашках. А позади остались неподвижные молчаливые горы и спокойный отпуск.

Уже внизу, прощаясь, она сказала, стараясь не смотреть ему в глаза.
— Мы вчера арбуз купили. Приходите на пляж часов в шесть.

Впереди оставалось три невыносимых дня.

— Мальчики, может, вам кипяточку долить? — официантка старалась скрыть свое пренебрежение за вымученной улыбкой. Терпеть не могу, когда меня так называют. Я знал ее еще с университета. Она была младше меня года на три. Хотя выглядела старше где-то на пять. Впрочем, кипятком сейчас распоряжалась она, поэтому мы просто кивнули. Еще одна чашка чая могла отсрочить выход в холод февральского вечера еще где-то на полчаса, а если наливать частями…

В кафе было пусто, темно и тихо. Илья разливал по чашкам почти прозрачную жидкость. Мне захотелось немного поэстетствовать — денег-то все равно не было.

— Это не чай. Я даже не уверен, что это можно было назвать чаем, когда его заварили первый раз.

Илье было все равно. Он смотрел куда-то вдаль. По его остекленевшему взгляду я понял, что он принял какое-то решение.

— Позвоним Боре, — сказал он. С Борей я еще знаком не был, но по рассказам знал, что любая, даже случайная встреча с ним рано или поздно грозит перейти в дикую гулянку.

— Пойду я, наверное, домой, — соврал я.
— Вот давай только не начинай! То ты там будешь делать? Писать стихи? Смотреть на звезды? — он был прав. Уйти сейчас значило окончательно капитулировать перед еще одним унылым вечером.

У Бори должны быть деньги, — заговорщически подмигнул мой друг.

Боря подошел минут через двадцать. Он как раз был где-то неподалеку, так что нам, можно сказать, повезло. Румяный, уверенный в себе, с постоянной улыбкой на лице. Короче, он мне не понравился.

— Ну что, господа офицеры? Чего носы повесили? — он говорил специально громче, наслаждаясь своим остроумием и заодно глядя, какое впечатление это произведет на официантку. Илья как-то сказал про него: «Продавщицы, горничные и официантки — постоянные подружки Бори». Вспомнив это, я невольно улыбнулся, а Боря расценил это, видимо, как одобрение, принялся балагурить дальше.

— Черный кофе, пожалуйста! Чернее, чем южные ночи!

Илья тоже заказал кофе. Я уже давно заметил, что со мной он пьет исключительно чай, но стоит кому-нибудь к нам присоединиться, как он тут же переходит на кофе. Видимо, для солидности. Я ничего не стал заказывать и угрюмо крутил в руках солонку.

Впрочем, сидели мы так недолго. По обрывкам фраз, многозначительным взглядам и суете я понял, что ребята что-то задумали. Боря ляпнул что-то про кингстоны и направился к туалету. На официантку в этот раз должного впечатления он не произвел. И это даже не смотря на щедрые чаевые. Пока, уже одетые, мы ждали весельчака и балагура у двери, Илья обратился ко мне. Он был необычно деловит и краток.

— Сейчас едем в сауну. Ты с нами или как?
— Я, наверное, все же немного пройдусь и домой. Не тянет что-то на такие приключения — я понимал, что моя слабая попытка обречена на провал.
— Как хочешь. Но я поеду, — Илья, на удивление, даже не пытался меня переубедить. Это задевало. Дома меня ждал протекающий кран, назойливый кот и одиночество. К тому же, видимо, есть во мне дух исследователя.
— Ладно, я с вами.
— Вот это другой разговор! Оторвешься в нормальной компании.

На углу скучал таксист.
— Куда едем? — спросил он, когда мы все расселись.
— Отец, вези к девушкам, — Илья сидел впереди, принимал решения и вообще выглядел хозяином положения. Хотя деньги по-прежнему были у Бори.

Ехали недолго. Остановились у какой-то халупы с гирляндой на окне и пошлой вывеской: то ли «Трактир» с твердым знаком на конце, то ли «Карета» с ять вместо е. Дореволюционная орфография, по задумке хозяина, видимо, указывала на царский размах предстоящего кутежа.

Илья и Боря сказали нам ждать и скрылись за серой железной дверью. Шофер достал пакет с семечками и предложил мне. А я подумал, что еще не поздно пойти домой. Огляделся. По этому райончику я бы и днем не пошел без необходимости. Через дорогу в подворотне мелькали неясные тени. Я решил остаться. Время тянулось медленно. Я уже даже немного задремал, когда вернулись мои спутники.

— У них тут все занято. Но вот адрес, — Илья сунул карточку водителю. — Поехали туда, девочки приедут на другой машине.

Теперь отступать было поздно. По окончании инструктажа все заняли свои места, зарычал мотор.

Место, куда мы приехали, оказалось еще более странным, чем предыдущее. Хотя дверь тоже была железной и серой. Над ней висел фонарь, освещавший лаконичную вывеску: «Сауна». По узкому коридору мы попали на рецепцию. Пока Боря улаживал вопросы с девушкой за стойкой, я огляделся. Кроме самой стойки в помещении еще был фикус в углу и охранник в мятом костюме на красном потрескавшемся диване. Охранник всем своим видом показывал, что он в любую секунду готов кинуться исполнять свои прямые обязанности — бить кому-нибудь морду. Причем, даже не просто готов, а тайно на это надеется. Он бесцеремонно оглядывал нас. Бетонные челюсти безжалостно перемалывали жвачку. На низком столике перед ним лежали старые газеты и журналы. Я взял машинально один из них, сборник анекдотов и кроссвордов «Подсолнух». Летом мы с одним товарищем ехали в поезде и на длинной остановке я по какой-то причине купил такой же. Точнее, причин было две и они ехали в нашем купе на верхних местах: Таня и Оля, две вожатые, возвращающиеся с юга домой. Чтобы произвести на них впечатление, мы разгадывали кроссворды на скорость.

— Не возражаете? — спросил я у громилы. Его челюсти задвигались еще быстрее. Он что-то промычал и отвернулся.

Боря продолжал что-то обсуждать с администратором. Пауза затягивалась. Охранник все чаще недобро поглядывал на нас. Чтобы хоть как-то заполнить пустоту, я снова обратился к нему.

— А сауна здесь сухая или влажная?

Илья, стоявший рядом, оттеснил меня на пару метров, прошипев в самое ухо: «Ты что несешь, придурок?» Наконец нас проводили в номера.

В моем понимании сауна должна была выглядеть немного по-другому. Это было помещение из двух комнат, душа и туалета. Первая комната была чем-то вроде гостиной со столом, стульями, креслом и диваном в дальнем конце. На шкафу стоял радиоприемник. Все было залито резким холодным белым светом. В полумраке соседней комнаты я разглядел кровати, тумбочки и стулья — всего по два. Парилку, кстати, я так и не нашел.

Тут до меня дошло, что я до сих пор держу в руках журнал с кроссвордами.

— Очень уютно, — сказал я, бросая его на стол. А натяжные потолки здесь — вообще находка. Я вижу тебя в отражении!
— Ты так и будешь в куртке сидеть? — буркнул в ответ Илья. Он зло смотрел не на мое отражение на потолке, а прямо на меня.

За дверью раздался шум и в комнату вошли. Всего их было трое, но в центре внимания оказалась блондинка с обесцвеченными волосами.

— Ну что, мальчики, не успели соскучиться? — опять это «мальчики».

Девушки вели себя очень по-хозяйски. Быстро сняв верхнюю одежду, блондинка с подругой и моими спутниками исчезли в соседней комнате. Закрывая дверь, Боря шепнул мне: «Если будет что-то непонятно, зови». Через закрытую дверь я услышал, что он что-то сказал и там все засмеялись.

Мы остались в комнате вдвоем. Я сел и украдкой взглянул на девушку, расположившуюся на диване. Из них троих она была самой тихой, даже незаметной. Я встал, прошел по комнате, вернулся и снова сел за стол. Она равнодушно наблюдала за моими эволюциями. Пауза становилась неприличной. Разумеется, я принял решение уже давно. Даже не когда мы ехали сюда, или когда я ждал в такси. Наверное, я все решил только когда мы втроем выходили из кафе. Последняя шутка Бори лишь развеяла остававшиеся сомнения. Взгляд зацепился за «Подсолнух» на столе. Нужно было хотя бы занять свои руки. Я раскрыл журнал на первом попавшемся кроссворде, вытащил из кармана ручку и стал заполнять пустые квадраты буквами. Послышался стук каблуков. Она подошла, села на стол, почти касаясь бедром моей руки, и склонилась над страницами. Ее волосы касались моего лица. У меня застучало в ушах.

— Вот здесь вот «Сулавеси». Вот тут, восемь по горизонтали, — впервые за вечер она заговорила. Голос был мягкий и приятный: мне сразу представилось облако розовой сахарной ваты. Наманикюренный пальчик указывал на нужное место. — Вот тут, «у» уже есть, значит, правильно.

Вспомнился тот случай со спортивным разгадыванием кроссвордов в поезде. Только теперь, похоже, впечатляли меня.

— Подходит, — я вписал слово. — Любите географию?
— Не особо. Просто вчера в передаче слышала. Мечтаю попасть куда-нибудь в Юго-Восточную Азию. Борнео, например. Хотя, и Филиппины бы тоже подошли, — ответила она, спрыгивая со стола. — Можно, я включу музыку? — она не оставила первую попавшуюся станцию, а специально поискала волну с джазом. Потом вернулась на свое место, еще сильнее склонившись над заданиями.
— Я не мешаю? Просто вижу без очков плохо, — сказала она, смутившись.

Где-то через десяток отгаданных слов, наконец, прозвучал вопрос, который я уже давно ждал.

— Нет, ну я должна спросить. Что все-таки здесь происходит?

Я решил быть с ней честным. Все же три из десяти разгаданных слов были полностью ее заслугой.

— Это все шутка, которая, похоже, немного затянулась. Извините, что вас втянули в это.

Она пристально посмотрела на меня сверху вниз.
— Ваши друзья предупредили, что вы своеобразный человек.
— Это правда.
— Еще они сказали, что у вас сегодня день рождения.
— Это неправда.
— Меня Венера зовут.
— Космический зонд Кассини, — ответил я с легким поклоном.
— Неправда. Ваши друзья называли вас Алексом, я слышала. Алекс — это Алексей?
— Вы меня слишком хорошо знаете. Только не друзья они мне. Точнее, один из них. Совсем не друг.
— Это тот, который в красном свитере и с крысиной рожей? Ой, извините!

Я кивнул, отметив установившееся между нами взаимопонимание в еще одном вопросе.

Дверь в соседнюю комнату приоткрылась, показалась почти одетая девушка, но не блондинка. Она ошарашенно посмотрела на нас и скрылась в туалете, но тут же появилась снова. Не обращая на меня никакого внимания, она спросила:
— Сложный случай?
— Вроде того.
— Другие интересы?
— Не знаю, не спрашивала, — пожала плечами Венера.

Девица, видимо, решила во что бы то ни стало докопаться до истины и обратилась ко мне.
— Извините, вы гомосексуалист?
— Скорее нон-конформист.
— Это что-то с потенцией?
— Кажется, вас там уже заждались.

Венера отвернулась, пряча улыбку.
— Какая дура… — сказала она, когда дверь снова закрылась. — Не обижайтесь.
— Да чего уж там, — я махнул рукой. — Хотите чаю?
— Я знаю, как здесь убирают, так что не советую.
— Может, сходим куда-нибудь и там попьем? Ваши подруги, похоже, не дадут нам закончить кроссворд. Здесь есть что-нибудь поблизости? Про деньги не думайте. Деньги — ваши при любом исходе.
— Еще полтора часа я в вашем распоряжении. Только одна просьба. Перейдем все же на ты.

Мы оделись. За стеной фальшиво скрипели кровати.
— Не верю! — смеясь, театрально произнесла моя спутница.

— И еще кое-что, — добавила она, когда мы под неодобрительным взглядом охранника вышли на улицу. — Называй меня Алисой.
— Это окончательный вариант?
— Да.

Венера, неожиданно превратившаяся в Алису, уверенно вела меня за собой. Скоро я начал понимать, где мы.

Найти что-нибудь открытое в такой поздний час было непросто. Поэтому нас не спугнул мужчина, которого тошнило прямо перед входом в еще открытый бар. Как мне показалось, Алису вообще мало что могло по-настоящему удивить. Я помог ей с ее шубкой. Со стороны мы выглядели загулявшейся парочкой. Пока она внимательно изучала меню на странице с десертами, я пытался незаметно пересчитать оставшиеся деньги в кармане. Пока я выглядел в ее глазах только безобидным чудаком. Но просить у нее денег в долг — это было бы слишком даже для этого безумного вечера. Алиса ограничилась маленьким пирожным и кофе. Я взял только кофе.

А потом она заговорила. Я уже давно заметил, что располагаю к беседам людей, которым нужно выговориться. Правда, чаще всего это бродяги, алкоголики — в общем, те, кого принято называть асоциальными элементами. Странные личности в автобусах — мои частые собеседники. Таксисты, верящие во всевозможные теории заговора. Алиса, конечно, выделялась в этом ряду. Она рассказывала с расстановкой, без эмоций, скорее даже для себя. Обыденным тоном она рассказывала страшные вещи. Как исчезла мать, когда ей не было и года. Как отец беспробудно пил и бил ее, когда она вместо бутылки покупала домой еду. Как воспитывалась бабушкой в деревне. Как любовь юности сломал палец, когда заподозрил ее в неверности. Как забеременела от него же, бежала с маленьким ребенком в город к тетке. Как поступила в университет на заочное, работая продавщицей на рынке. Как там же, на рынке, коллеги рассказали об иных способах заработка.

Она порылась в сумочке и протянула мне фотографию. Голубоглазый мальчуган с широкой улыбкой смотрел на меня со снимка. Он стоял около каких-то кустов, видимо, в парке, и держал в руках большого плюшевого зайца.

— Расскажи о себе, — попросила Алиса, когда я вернул ей карточку. Я начал что-то говорить, но, взглянув на часы, осекся.
— Боюсь, что мое время вышло.
— Это неважно. Расскажи.

Я рассказывал, а она слушала, пока сонный официант не сообщил, что они закрываются. Денег, кстати, у меня хватало, но Алиса настояла на том, чтобы оплатить свою часть.
Мы наконец вышли на улицу. Безумный вечер давно сменила тихая ночь. Южный ветер гонял по улицам остатки зимы.

— Сначала ты мне показался чудным. Ты и есть чудной и забавный, но очень добрый.
— А если чудной, забавный и добрый попросит номер твоего телефона, то что ты ответишь?

Девушка серьезно взглянула на меня.
— А нужно ли тебе это? Подумай сам. Пройдет романтика ночи, а утром ты будешь жалеть. А глядя на тебя, я уверена, что у тебя хватит ума позвонить, просто потому что ты порядочный и обещал.
— Ну мне же лучше знать, что мне нужно, — я вытащил из кармана блокнот у ручку. — Тогда сделаем так. Раз ты не хочешь мне давать свой, то вот мой номер. Позвони. Я правда буду очень ждать.

Я понимал, что вообще-то она права. Уже сейчас, выводя последнюю цифру своего номера, я понимал, что это всего лишь порыв. Уже сейчас я надеялся, что она никогда не перезвонит.

Алиса спрятала клочок бумаги в своей сумочке.

— У тебя все обязательно получится. Просто это — не тот случай, который ты ждал, — она обняла меня и поцеловала в щеку. — Спасибо тебе за вечер.

С зарплаты я вернул Боре всю сумму.

Она так и не позвонила.