Первая часть. Школа № 2 — https://sudzhuk.com/blog/2016/07/29/4742/
Вторая часть. Технико-экономический лицей — https://sudzhuk.com/blog/2019/02/16/5510/

Заканчивалось лето 2001 года. Тогда я еще не знал, что это будут лучшие летние каникулы за всю мою учебу (включая и университет). Оттуда, наверное, и пошло это постоянное ожидание чего-то особенного от каждого лета. Но чем ближе была осень, тем тревожнее становилось: новый лицей, новый коллектив были впереди. Позади оставался фантастический август — и как же не хотелось, чтобы он заканчивался. Как-то раз на пляже друзья спросили: «Чего ты так грузишься?» — «Думаю про новое место учебы. Что там за люди будут. Может, с ними даже пиво нормально не попьешь» — закончил я цитатой из нашего любимого сериала, мысленно отметив для себя тогда, как ловко и к месту удалось ее ввернуть.

В последних числах августа общий сбор в Политехе, организационные вопросы и так далее. После — как всегда звонки друзьям, чтобы поделиться впечатлениями, правда, пока еще не совсем ясными. «Мне тут звонили…» — тон друга стал интимно-доверительным. — «Вообще-то хотели с тобой поговорить, но тебя не было дома» — последние отблески того безумного августа. Они будут сопровождать еще как минимум до конца осени.

Наконец 31-е — последний вечер лета. Даже до Мефодиевки долетают звуки ежегодного концерта для молодежи откуда-то из центра. Отчего становится почему-то особенно грустно. Завтра начнется удивительное двухлетнее приключение, участием в котором я обязан двум важнейшим в моей жизни людям: маме, все организовавшей и когда было нужно, настоявшей, и дедушке, который поддержал идею и взял на себя все расходы.

Теперь немного о том, что представлял тогда собой Политех. Если совсем кратко, с возможными допущениями, погрешностями и неточностями, то все было примерно так. Много лет в Новороссийске был филиал Кубанского государственного технологического университета. Специальностей в нем было не очень много, к тому же студенты после двух лет обучения переводились в Краснодар. Со временем список специальностей стал расширяться, а на некоторых стало возможно отучиться в Новороссийске все 5 лет. В конце 90-х – начале нулевых двумя энтузиастами было принято решение устроить при институте лицей для закончивших 9-й класс, который за два года будет готовить будущих студентов. Этими людьми был тогдашний ректор Политеха Юрий Львович Юров и Людмила Васильевна Симонова, ставшая директором лицея. Концепция была такова, что лицеисты должны были учиться вместе со студентами, в тех же самых аудиториях и лабораториях, вместо 45-минутных уроков были полноценные полуторачасовые пары, которые вели преподаватели университета. А не учителя, как мы говорили поначалу по привычке — и нас исправляли. При лицее, кстати, еще был так называемый пролицей — ежедневные подготовительные занятия для девятиклассников. желающих поступить в лицей. Как оказалось позже, многие мои будущие одноклассники уже были знакомы по пролицею.

В аудитории 310, которая на два года стала нашим домом, я скромно занял пустующую последнюю парту в среднем ряду. Одиночество мое продлилось ровно полтора часа — следующей парой шла физика, у меня не было задачника, поэтому мне предложили переехать на две парты вперед к одиноко сидящему пареньку по имени Алексей. В тот же день я узнал, что моя и его мама учились в одном классе.

Начали так бодренько. Одно из первых занятий по математике — и контрольная. Лучшим результатом была тройка у кого-то, не у меня. И тут я, один из лучших в предыдущей школе, понял, что легко не будет. А впереди еще была неорганическая химия и так далее. Словом, первая учебная неделя стала настоящим шоком, причем не только для меня. Каждый день выходя после занятий из здания, я не понимал, где я, что происходит и, главное, как протянуть эти два года. После ТЭЛа, который в городе считался одним из лучших, политеховский уровень был просто космическим.

Что казалось удивительным, преподавателей наши двойки как-то не сильно беспокоили — у нас даже не было дневников. Все прекрасно понимали, что нам всем нужно было время, чтобы перестроиться на новый сумасшедший темп. Первые сводки с оценками мы вообще увидели ближе к Новому году.

Для того, чтобы помочь всем быстрее сдружиться, в Политехе была традиция туристических слетов, в сентябре сразу после начала учебы и в мае незадолго до переводных экзаменов (об этом позже) и летних каникул. В первый турслет (а также во второй и третий) я не поехал. Я решил занять позицию нон-конформиста, а в действительности полного придурка, которой долгое время неукоснительно придерживался. Дорогие преподаватели, с мудаками непросто, но вы меня как-то терпели, за что вам спасибо.

Я там не был, но, как говорили, первый турслет не задался. То ли магнитные бури, то ли продукты ахонских народных промыслов оказались скверного качества. Претензий не было только к Алексею, который всю ночь поддерживал костер, и ко мне, так как я все это время был дома.

В первом учебном полугодии в моей жизни произошло несколько важных событий. Во-первых, оказалось, что в Политехе не было формы одежды. Поэтому у меня появились ботинки «Камелот», о которых я давно мечтал. Они были черными, с малиновыми потертостями, с металлическими вставками в носах и очень тяжелые. Носами можно было бить бутылки, а подошва не скользила. Мы как-то с Алексеем буксировали одноклассниц домой по свежевыпавшему снегу. Во-вторых, я стал привыкать к сумасшедшему темпу и нагрузкам, кое-что стало получаться по математике, физике и даже химии. И меняется преподавательница математики, наш классный руководитель. На одном из занятий у нее случился спор с кем-то из учеников, переросший в конфликт и она вышла из аудитории прямо посреди пары и больше не вернулась. Возможно, я бы и не стал вспоминать этот инцидент, но это тот случай, который называют нет худа без добра. После периода преподавателей на замену, из-за чего мой уровень понимания тригонометрии снова полетел вниз, к нам пришла Светлана Владимировна Райбул. Для многих из нас она стала не только преподавателем, классным руководителем, но еще и другом и товарищем и временами (уже ближе к выпускным экзаменам) даже психотерапевтом. В самый критический момент она знала, что нужно сказать каждому из нас, чтобы заразить уверенностью и спокойствием, а ее «Артемий, вы можете» стало таким знаменитым в нашем тесном кругу, что друзья часто повторяли его, подначивая меня.

Первая половина десятого класса ушла на то, чтобы мы притерлись друг к другу и к преподавателям и подстроились под новый темп. Было непривычно, что двойка или тройка за контрольную — это не повод для трагедии, а просто знак, где и что надо доработать. Было непривычно, что дневники больше не нужны. Что преподаватели обращаются к ученикам на вы и не повышают голос. Что большинство вокруг нас — это студенты вуза, а мы, уже старшеклассники — самые младшие в помещении.

Новый коллектив постепенно становился своим. И если поначалу я пользовался тем, что пары у нас часто начинались в 10 утра и заходил к своим бывшим одноклассникам перед Политехом, то со временем я это делать перестал. К тому же оказалось, что и на новом месте я не один. В одном классе со мной училась моя одноклассница из моей первой школы. А еще в одних стенах со мной учился тогдашний мой старший друг и сосед Леха, который подарил мне на мое самое первое Первое сентября модель машины и который снабжал меня годной музыкой. К этому времени у него появился первый компьютер, так что почти все свободное время я проводил у него. Я о компьютере тогда мог только мечтать, но зато на новогодние каникулы мне подарили мой первый мобильный (тогда говорили «сотовый») телефон. У него была жесткая неубираемая антенна, он весил 250 грамм (так пишут в интернете, но мне кажется, что это только вес его чехла), а симка в него вставлялась целиком с кредиткой. Почти все деньги, которые мне подарили на мое шестнадцатилетие, я потратил на оплату связи на год вперед. Но быстро оказалось, что общаться особенно не с кем (в классе аппараты были еще у двух – трех человек) и спустя полгода я отдал его бабушке.

Приближались летние каникулы — и новостей по этому поводу было две: хорошая и плохая. Хорошая заключалась в том, что мы были освобождены от военных сборов, которые организовывались для учеников 10-х классов. Плохой новостью была цена, которую мы за это платили — переводные экзамены по 4 предметам: математике, русскому языку, физике и химии. Это были полноценные экзамены, примерно как мы сдавали год назад — выпускные после 9-го класса. Но только в этот раз на кону — право перейти в 11-й класс. И хоть по двум из четырех предметов я занимался с репетитором, все равно было очень тревожно.

Тревожность выражалась по-разному. У меня, например, как-то раз было так. На математике Светлана Владимировна предложила контрольную работу. У нее это вообще было нормальной практикой в начале пары дать нам несколько заданий для проверки — это называлось «контрольная минутка». А в этот раз полноценная контрольная на всю пару. Я открыл задания и понял, что не могу решить ни одного. Целую пару я сидел, уставившись в одну точку. Светлана Владимировна пару раз заставляла хотя бы попытаться. Потом сердилась, потом махнула рукой. Можно было, конечно, у кого-нибудь списать, но еще в начале пары она, видя мой пессимистичный настрой, отсадила от меня моего товарища, оставив меня один на один с непонятными цифрами, латинскими и греческими буквами и символами. Но я не собирался отступать и в конце пары сдал листочек, на котором были только мое имя и фамилия. На следующем занятии она раздала всем проверенные работы. Кажется, лучшей оценкой была тройка, но в основном двойки. Я тоже получил свою работу. На почти пустом листе, ниже моих имени и фамилии красной ручкой была написана цифра 1. Я снова завелся, мол, экзамен уже на носу, а тут двойка по контрольной, на что Светлана Владимировна, решив уже покончить с моим позерством, совершенно спокойно и невозмутимо ответила: «Артемий, не двойка, а кол. Двойку еще надо заработать». Вот так вот элегантно и без лишних слов. Ответить на это мне, разумеется было нечего.

С другой стороны, иногда меня накрывало и я мог до утра пытаться решать задания из сборника под редакцией Сканави. Если вам вдруг повезло не встречаться в своей жизни с этой фамилией и немного сохранить свою психику, то тут нужно уточнение. Это такой сборник задач по математике для поступающих с каким-то запредельным уровнем сложности. Светлана Владимировна очень любила этот сборник и задавала нам оттуда задания, причем, как правило, не отдельными номерами, а диапазонами. Примерно вот так: 9.124#8211;9.130, 9.145–9.152, 9.178–9.192. У нас это называлось «тире» (произносится с акцентированной «е» на конце).

Весной я разжился еще одной парой «Камелотов», на этот раз черных, футболкой, которой было суждено стать фартовой на экзаменах. Алексей подсказал, как старые черные джинсы с помощью отбеливателя, терпения и временной потери бдительности со стороны взрослых за одну ночь можно превратить в почти новые оранжевые.

Мы сдавали экзамены, а по телевизору в это время шел чемпионат мира по футболу в Японии и Южной Корее, поэтому многие матчи начинались очень рано. В то утро, когда мы писали последний экзамен, Россия играла решающий матч с Бельгией. Я хотел, не узнавая счет, посмотреть игру в записи, но приехал домой, уже зная, что Россия вылетела. Но главное — переводные экзамены были сданы успешно! Впереди был еще год в Политехническом лицее. И самое интересное только начиналось.

Половину лета я провел в хандре и меланхолии. Это было вообще очень странное лето, полная противоположность предыдущему. Главное, что я о себе понял: я вполне неплохо справляюсь с одиночеством. Это было чем-то новым для меня. Друзей я не то чтобы избегал, но тогда я ясно осознал, что мне неплохо одному. Все меньше хотелось кому-то позвонить и все больше вещей я переживал и обдумывал наедине с собой. Или просто читал. Особенно сложно наверное было бы в это поверить тем, кто наблюдал всю ту клоунаду, которую мы с коллегами устраивали на занятиях.

Тем странным жарким летом я ставил магнитофон в своей спальне и мог часами, иногда до утра так и не сомкнув глаз, слушать музыку, думать и мечтать о том, что, как говорил Гришковец, «уже этим утром, уже скоро». Возможно, то сладкое томление ожидания чего-то, чего не было, нет и быть не могло, и было счастьем.

Когда незадолго до конца каникул меня спросили, хочу ли я на учебу, я неожиданно даже для себя ответил, что хочу. Это было что-то вроде спортивного азарта. То, к чему ты шел 10 лет.

И снова 1-е сентября. Но уже знакомые лица, по многим из которых успел соскучиться. Знакомая аудитория 310 на втором этаже. Мне очень везло на здания, где я учился. Пять лет я провел в стенах прекрасного здания ТЭЛа, бывшей мужской гимназии, одного из самых старых и самых красивых зданий города. Потом еще два (а если считать и институт, то целых семь) — в еще одном памятнике архитектуры, бывшем особняке. На мой вкус, снаружи Политех уступает ТЭЛу, зато внутри он очень интересен — сказывается планировка бывшего жилого дома. Однажды, например, наши одноклассники пытались заставить нас выступать в сценке к какому-то празднику. В какой-то момент они погнались за нами. Пока преследователи выносили фанерную дверь на лестнице (о существовании которой мы до этой погони даже не догадывались), мы поднимались все выше. Так мы случайно нашли целый этаж с несколькими кабинетами и уютным туалетом. Еще была шикарная парадная лестница с так называемым буфетом в каморке между этажами. Там можно было купить бутерброды, разогретые в микроволновке или, если вы вдруг в этот день не были настроены шиковать, то просто сухарики (но наже на них денег обычно не было). Не смотря на то, что по лестнице я проходил за день минимум десяток раз, в буфет за все время учебы я заходил от силы раз пять, два из которых потому что на лестнице было слишком людно и надо было где-то переждать. Был еще знаменитый туалет в подвальном этаже, рядом с кабинетом, где у нас была математика, но поберегите свои нервы и даже не пытайтесь представлять это. Но в каком бы состоянии не находились тогда те здания, это чувство соприкосновения с прекрасной архитектурой прошлого, тоже, я уверен, отложило на нас определенный отпечаток.

Итак, год 2002. И снова все сначала, и снова вообще без раскачки. Нам объяснили, что нас ждет и что от нас требуется. Нам повезло попасть на первый год эксперимента с единым госэкзаменом. ЕГЭ обычно принято ругать и критиковать. Иногда даже используется обидное определение «поколение егэ», чтобы акцентировать внимание на некомпетентности оппонента. Но так обычно говорят люди, ЕГЭ не сдававшие и понятия не имеющие, как это работает. От нас требовалось только делать то, что говорят преподаватели. И как награда в перспективе — хорошие баллы за экзамены и бюджетное место в вузе. При этом нам не указывали, как жить, какую музыку слушать и какие песни петь (а было на парах и такое), как одеваться и тому подобное. И как следствие, теперь и я могу позволить себе роскошь быть терпимее к другим. Дневников не было, не было формы. Даже такая мелочь: все наброски и графики по всем предметам, кроме черчения, можно было делать ручкой и без линейки — это было так естественно и привычно, что потом я с удивлением узнал, что в других школах так нельзя. Нам никогда не затыкали рот, если кто-то говорил что-то обоснованно, даже если это могло не понравиться кому-то из преподавателей. Точку зрения каждого из нас как минимум были готовы выслушать, какой бы бредовой она не была. При всем либерализме и открытости субординация строго соблюдалась. Конечно же, и мы это ценили, потому что уважение и доверие — это всегда больше, чем страх и ненависть. Хотя случались с нашей стороны и перформансы: как групповые (типа синхронного сосания всем классом чупа-чупсов, расклеивания по стене прямо на паре нарисованных танчиков или обмен одеждой и обувью), так и индивидуальные (им нет числа). Но такие вещи были просто необходимы для разрядки психики в тех условиях, в которых находились не только мы, а любые ученики выпускных классов. Поскольку к нашему внешнему виду у преподавателей не было требований, здесь тоже был простор для творчества, включая покраску волос доступными средствами: от тоника до нанесения разведенной перекиси водорода прямо руками. Короче, нам не нужно было даже притворяться нормальными. Так что пойти на рынок и купить тетради в палатке для первоклассников — это совершенно нормальная история. Было бы лукавством сказать, что нам было все равно, что про нас подумают. Наоборот, это была еще одна попытка эпатировать зрителя. Неудивительно, что и притягивали мы интересных личностей. Стоило как-то выйти постоять у черного входа между парами — как мы вчетвером уже помогаем какому-то бичу взвалить на спину чугунную раму фортепиано.

От дедушки к началу учебного года я получил шикарный и долгожданный подарок — мой первый компьютер, да еще и с доступом в интернет. Поэтому мое расписание на каждый день уплотнилось еще сильнее. Чтобы выйти в интернет, вставать приходилось в 6 утра, пока цена за час самая низкая, потом быстро завтракать — и на занятия. Одноклассник Алексей обеспечивал софтом и полезными советами по компьютерному хозяйству. Собственно, если вдруг было нужно стратегически пропустить какую-нибудь пару, то мы вполне могли потратить это время на переустановку системы или что-то в этом духе.

Еще в одиннадцатом классе к нам присоединилась Света. Она пришла в ТЭЛ год назад, когда я оттуда уже ушел, а год спустя перешла в Политех. У нас с ней была куча общих знакомых. Мало с кем мне удавалось подружиться так быстро. Главное, она была снисходительна к моим чудачествам, а это меня всегда привлекало в людях. Окончательно сдружились мы почему-то после такого случая. Как-то наш класс отправили на посадку деревьев на Малой земле. Это был холодный осенний день. Периодически срывался дождь. На Малой земле, открытой всем ветрам, было еще холоднее и ветренее. Так получилось, что мы приехали туда вдвоем со Светой, да еще и с большим опозданием. Быстро оценив ситуацию и поняв, что праздник уже начался без нас, я заговорщицки сказал ей: «Давай уйдем?» — «Давай». Как настоящий друг, Света, не задавая лишних вопросов, морально поддержала меня после одного случая с неудачным смешиванием жидкостей с разными плотностями. К ней можно было обратиться с просьбой сделать контурные карты. Потом, правда, эти карты попали к однокласснице Ане, что стало началом эпического противостояния, которое длилось много недель и в котором, кроме непосредственных нас, также были задействованы несколько преподавателей. Никто из нас не хотел уступать. Это была легендарная схватка с эффектным финалом.

Итак, нам сказали совершенно прямо, до Нового года будет еще более-менее, а потом начнется жесть. Было очевидно, что в таких условиях дотащить до итоговых экзаменов будет крайне сложно или даже невозможно. Предметы, которые у нас были, были поделены на две группы: те, которые будут нужны для поступления, и остальные. Лично для меня в первую группу вошли математика, русский язык, физика и химия. Им был отдан максимальный приоритет. Еще беспокоило выпускное сочинение (которое, как оказалось, можно заменить на изложение), но тогда я старался об этом не думать. С другими предметами — по ситуации. Географию я, например, любил, она мне отвечала взаимностью, так что я даже умудрился занять первое место на лицейской олимпиаде, не прилагая при этом особых усилий. С преподавательницей по астрономии я часто спорил, за это она была ко мне несколько предвзята. На информатике меня однажды выгнали с занятия за то, что я высказал все, что думаю о языке программирования Basic. При этом предмет информационные технологии у этой же преподавательницы я очень любил и ходил на него с удовольствием. На культуре речи приходилось много писать небольших сочинений в свободной форме. Тут я придумал свою методику для меньших затрат сил и времени. Поскольку мы все тогда слушали Короля и шута (что вместе с нашим внешним видом делало каждый выход в город не совсем безопасным, а уж идти на их бесплатный концерт на набережной весной 2003 г. было еще одним рискованным предприятием, такие уж были времена), я брал за основу какую-нибудь их песню и, чуть изменив под конкретное задание, выдавал переработанную историю. Неоригинальность сюжета вообще никакой роли не играла, так как оценивалась грамматика и правильность использования слов. Тем не менее, однажды наш преподаватель, великолепная Флора Вазгеновна, стараясь быть максимально деликатной, выразила озабоченность моими сюжетами и спросила, все ли у меня в порядке. По остальным же предметам просто нужно было выполнить необходимый минимум — об аттестатах уже мало кто думал, медали никому не грозили, но все равно хотелось, чтобы все выглядело пристойно.

После Нового года появилась еще одна проблема. Одно городское предприятие для детей своих работников приглашало из московского профильного ВУЗа преподавателей, которые вели подготовительные курсы, а затем они же организовали по этим предметам тестирование, которое засчитывалось как вступительные экзамены для поступления. Небольшая историческая справка. Сейчас уже мало кто вспомнит, но раньше все было совсем не так. Выпускники сдавали школьные выпускные экзамены, которые нужны были только для оценки в аттестат, а хороший аттестат вроде как иногда мог помочь при поступлении. Потом придумали тестирование. Существовали ВУЗы, которые это тестирование проводили и по его результатам принимали абитуриентов. Кроме того, сертификаты тестов, если результаты устраивали, можно было так же использовать вместо сдачи экзаменов. Очевидный профит как для университетов (более или менее адекватный метод проверки знаний, без перегибов на местах, но это в идеале, так как читерить быстро научились и при такой системе), так и для поступающих (при удачных раскладах можно меньше сдавать, а если на тестировании что-то пошло не так, то можно сдать классический экзамен). Такой опцией я уже воспользовался после 9-го класса и мне очень понравилось. Система ЕГЭ — это лишь версия этого тестирования. Наш выпуск был первым в регионе, который попал на эксперимент по внедрению единого экзамена. Всех нюансов не помню. Но точно было правило, что если сдаешь на двойку, то в аттестат идет тройка. Плюс еще никто из учителей школ, которые это проводили, никогда раньше этим не занимался. Так что в плане новизны ощущений мы были с ними в одинаковых условиях. Но никто не хотел останавливаться и на этом. Поэтому некоторые университеты проводили еще и электронное тестирование — это когда то же самое тестирование, только не на бланках, а на компьютере и в конце марта. Сертификаты имели ту же силу, что и сертификаты ЕГЭ и обычного тестирования. Ближайшим к нам местом проведения был Краснодар, наш головной университет. Сложно? А нам кроме того, чтобы во все этом разобраться, нужно было еще и учиться. А нагрузка с каждым днем только увеличивалась.

Но вернемся в зиму. Меня записали на эти курсы с перспективой поступления в Москву. Я хоть и настраивался на Новороссийск, но большой беды в стремительно меняющихся планах не видел (а что, хотя бы можно было покупать музло на Охотном ряду лично, а не через тетеньку-посредника на Вещевом рынке, как мы делали сейчас). Сходил на первое занятие, пообщался с возможно будущими преподавателями и одногруппниками — и понял, что мне физически плохо от мысли переезда. Где-то через неделю состоялся семейный разговор. Я сказал, что варианта два. Первый: на тестировании специально заваливаю профильную химию — и не еду в Москву. Второй: я даже не пытаюсь ее сдать, а сдаю то, что мне нужно для поступления в Новороссийске или Краснодаре — и тоже не еду в Москву. После споров и скандалов смог убедить, что второй вариант предпочтительнее. Пока длились эти курсы, обычный учебный день выглядел примерно так: с утра занятия, обычно три – четыре пары. Потом курсы — еще несколько часов. Потом наступает ночь, город засыпает. Не спят только ребята из Политеха, которые достают любимый сборник заданий по математике под редакцией Сканави, потом переходят к уравнениям реакций по органике и заканчивают задачками по физике. Так получилось, что наша лицейская компания слушала музыку примерно одного типа, но с вариациями. За основу коллективного плейлиста был взят репертуар Нашего радио (того, старого доброго с Шизгарой-шоу, Олей Максимовой и Колей Маклаудом, «спой, что ты хочешь услышать» и ламповыми ночными эфирами), а дальше — в соответствии с личными предпочтениями: Кукрыниксы, Пурген, Дистемпер, Наив, Тараканы, Последние танки в Париже, Гражданская оборона и так далее — все, что можно было купить у той тетеньки на Вещевом рынке. Душа часто требовала тогда чего-нибудь лиричного, так что гостями в наушниках во время ночных посиделок над книгами и тетрадями были Никольский, Пикник, Дельфин, а когда хотелось чего-то изысканного, то Милен Фармер, ну и конечно же музыкальная программа открывалась и закрывалась Странными танцами Технологии. Новые релизы тоже слушали по радио (интернет хоть и был, но он был маленький, там почти ничего не было). Вот, например, диалог.
— Слышала уже Мертвого анархиста Короля и шута?
— Ага, вчера по Нашему.
— Да блин, как вы это делаете? Я вчера весь вечер специально ждал, но так и не услышал.
— Ну сегодня попробуй. Они ее каждый день крутят.

Когда нам задали по литературе выучить стихотворение Есенина, это было для меня самое легкое задание за два года — я просто рассказал песню Москва группы Монгол Шуудан, стараясь при этом не перейти не пение. Была мысль попросить одноклассника Горшка (угадайте, почему такое прозвище) аккомпанировать на гитаре, но что-то там не получилось. С этим же Горшком связана одна история. У моей двоюродной сестры и ее мужа был сотовый телефон Эрикссон 1018 (в те времена часто был один сотовый на семью). Телефон знаменит своими сменными панельками, постоянно мигающей зеленой лампочкой и встроенным синтезатором мелодий: надо было прям по нотам ввести мелодию (небольшую, максимум нот 40-50) и поставить ее потом на звонок. У Горшка был такой же телефон. А тогда как раз Тараканы зарелизили свою Я смотрю на них. Была перемена перед какой-то не очень важной парой. Говорю ему: «Хочу сестре новую мелодию на телефон сделать. Можешь подобрать проигрыш из новой песни Тараканов?» Начинается пара. Смотрю, он что-то колдует над своим телефоном. Заканчивается пара, подходит ко мне с бумажкой — там ноты. Ввел в телефон — мелодия один в один.

А когда закончились курсы, я вернулся к нормальному (для нас нормальному) графику: все те же три-четыре пары в день, могли еще дополнительную математику, физику или химию поставить, два-три раза в неделю (часто по субботам и воскресеньям) — репетиторы. К репетиторам ходили вообще все. Никаких весенних каникул, конечно же, а вместо них тренировки, тренировки, тренировки. Но мы уже набрали ход.

В конце марта — первые экзамены — компьютерное тестирование в Краснодаре. План у меня был очень простой: сдавать как можно больше, чтобы было из чего выбрать лучшие результаты. На компьютерное тестирование надежд в общем-то не было: и так знали, что оно сложнее, чем обычное (и уж тем более сложнее, чем ЕГЭ), да и к тому же в конце марта мы еще не успели закончить всю программу. Короче, Краснодар был скорее, чтобы настроиться психологически, поймать волну. Получилось так, что один экзамен был у меня в пятницу, а второй — в воскресенье, рано утром, еще и после перевода часов. В пятницу, кроме меня, в Краснодар ехали еще и трое моих товарищей (их отвез на машине отец одного). Мы покупали входные билеты заранее. Я решил, что поеду сам и купил специально на другое время, сразу после них. Одноклассники нынешние отнеслись к моему решению с пониманием. А вот бывшие, друзья по ТЭЛу, восприняли это как личное оскорбление: вот, мол, избегаешь нас. К тому моменту наши отношения были и так не очень, а после этого общаться мы перестали совершенно. У них были претензии ко мне и раньше: у тебя вот теперь новые политеховские друзья, компьютер и так далее. Конечно, и я был далеко не подарок. В 11-м классе я еще глубже ушел в себя, еще больше погружаясь в одиночество, все так же скрываемое от посторонних эпатажем — моя внутренняя эмиграция, начало. За эти два года у меня сильно поменялись взгляды на многое, и общих тем с ними становилось все меньше. В какой-то момент мы просто перестали друг другу звонить.

Тестирование на компьютерах я, как и остальные, сдал неважно, зато приобрел опыт жизни в студенческом общежитии: на две ночи меня приютил мой сосед Леха (моделька машины на мое самое первое Первое сентября), который учился тогда в Краснодаре. Этими двумя ночами в общаге в принципе мой опыт и ограничился.

Кажется, в апреле, писали пробный ЕГЭ по математике. Перед ним договорились в одноклассником Алексеем, что пишем три часа (потом перестают выпускать до самого окончания), потом едем играть на компе. Это было нужно, чтобы не перегореть заранее. Спортсмены ведь не выкладываются на максимум на тренировках. Здесь то же: в сотый раз заполнили бланки (в лицее нас к тому моменту натренировали уже до автоматизма), оценили уровень заданий, прикинули, как лучше разложить по времени — и домой. Потом тестирование. Всего, как я тогда подсчитал, с конца марта по начало апреля я их сдал более 10 штук в разных формах. Но два самых главных — ЕГЭ по математике и русскому языку — были еще впереди. И по ним, особенно по математике, были очень нужны хорошие баллы.

Май был квинтэссенцией всего. Совершенно безумный месяц. Я думаю, у каждого из нас хотя бы раз случился срыв: когда в какой-то момент кажется, точнее, ты уверен, что ты не знаешь вообще ничего. К счастью, Светлана Владимировна всегда была рядом и могла найти нужные слова. «Артемий, не говорите глупости, что вы не умеете брать интеграл. Поверьте, на экзамене у вас не будет с этим никаких проблем».

Но уже чувствовалось, что близок конец и этой истории. Особенно когда пришел оператор с кинокамерой, чтобы снять нас типа мы на занятиях. Пока мы ждали его в аллее на Новороссийской республики, я совершенно отчетливо осознал, что вот и всё…

Девочки пришли в тот день очень нарядные, мальчики — как всегда. Оператор смотрел на странные надписи на стене, качал головой и в итоге попросил закрыть хотя бы бумагой. Потом мы изображали, будто у нас идут разные предметы. Заходил преподаватель, задавал нам вопросы, мы на них отвечали, даже писали что-то под диктовку. Потом преподаватель уходил, заходил другой – и начинался новый предмет. Тетрадки и книги при этом лежали те же самые, а мы испытывали неловкость.

Еще в мае случился турслет, четвертый по счету и первый, на который поехал я. Ребята, которые заехали туда еще накануне и там ночевали, выглядели на следующее утро, когда подъехали мы, сонными и вялыми. Видимо, даже в походе, когда выдавалась свободная минутка, готовились к экзаменам. Они почему-то не стали оставаться еще на одну ночь. Я тоже уехал, потому что на следующий день рано утром нужно было ехать в Краснодар за сертификатами. Еще в мае я зачем-то съездил в Ессентуки и обратно, проведя в автобусе практически без сна чуть меньше суток, а через несколько часов после возвращения пошел на по математику. И, кажется, тогда же написал и выложил на своем первом сайте свой первый, дичайше всратый, рассказ.

Всю последнюю учебную неделю мои мысли занимало, как же будет выглядеть самая последняя пара — последний школьный урок. Ну так если задуматься, то какой в нем уже смысл? Неважно, что я говорил вслух, но в душе я был тогда очень сентиментальный (дало свои плоды постоянное прослушивание кассеты Технологии, удачно купленной на Вишняках в Краснодаре вместе с рубашкой для выпускного) и думал, что наверняка кто-то скажет в конце какую-то проникновенную речь или что-то в этом духе. А все оказалось намного проще: последней пары просто не было. Мы пришли, а преподаватель нет.

Последний звонок. «До свиданья, лицей!» на мотив песни «До свиданья, Москва», шарики в небо, слезы девочек, ухмылки ребят (чтоб тоже случайно не расплакаться). Нам подарили выпускные альбомы. Под фотографией, если ее отогнуть, было много места — и все начали писать друг другу что-нибудь на память. Ребята в этом участвовать отказались. А я тогда подумал: через много лет открываю альбом, а там либо чистая белая бумага, либо куча памятных надписей от людей, с которыми мы пережили все это приключение.

Потом сидели на старой набережной. Тогда там было много уютных мест, скрытых от посторонних глаз. Аня, разгорячившись, кричала, как она нас всех любит и что мы обязательно все будем встречаться каждый раз, когда она будет приезжать из Москвы. «А ты чего ухмыляешься? И ты тоже попробуй только не прийти!» — показала она на меня, видимо, на время забыв про историю с контурными картами.

ЕГЭ сдается на нейтральной территории. Нам выпала школа № 28 в Цемдолине. Вместе с нами сдавали еще ребята из Гайдука, Верхнебаканской и, кажется, из Семигорья или Раевки. Нас всех перемешивали так, чтобы в одном кабинете было максимум 3–4 человека из одной школы. Когда я впервые увидел клип На заре группы Альянс, первая мысль: музыканты на фоне сдержанных зрителей — прям как мы тогда на фоне традиционного белого верха и черного низа коллег из других школ.

На нас смотрели недоуменно, возможно, даже с пренебрежением: «А эти клоуны откуда и что здесь делают?» Ну а мы приехали тем утром туда, чтобы написать на лучший результат по городу. Наш класс, хотя и уступил в баллах коллегам из 11 Б, но не намного, хотя как мне объяснили много лет спустя, «изначально туда брали умных, а к нам — красивых». Из шпаргалок у меня была с собой только небольшая самодельная книжечка, куда я от руки в течение двух лет вписывал всю нужную информацию (мы называли ее «запрещенной литературой»), и которой я так и не воспользовался. «Артемий, вы сможете», — напутствовала Светлана Владимировна. Она же через несколько часов после экзамена встретила вопросом: «Решили интеграл?» — «Решил». — «Я же вам говорила».

ЕГЭ по математике состоял из трех частей. Часть А — с вариантами ответов, где нужно просто выбрать правильный. Самая простая, разминочная, часть. В части B вариантов ответов уже не было. Нужно было решить у себя в черновиках и вписать правильный ответ на бланке. Самой сложной была часть C. Заданий там было 5, сложные (хоть и не Сканави), но нужно было еще и показать на бланке ход решения. План у меня был очень простой: прежде всего взять максимум в части А и максимально внимательно отнестись к части B. И только сто раз все перепроверив, если позволит время, попытать счастье с финальным боссом. Эта незатейливая тактика принесла почти 80 баллов (то ли 76, то ли 77, не помню уже), 5 в аттестат (до этого была спорная: 4 в первом полугодии и 5 — во втором) и в сумме вместе с результатами тестирования по физике (там, правда, все было намного скромнее) поступление на бюджет с лучшими баллами на моей специальности, за что на первое сентября уже в институте мне подарили книгу на память. Но это было после. Пока же было просто опустошение после всего этого безумия, чувство удовлетворения (особенно когда я одним солнечным летним днем взял из почтового ящика газету и наткнулся на заметку с результатами первого в истории единого госэкзамена в нашем городе и любимым Политехом на первом месте) и грусть, что все это закончилось.

За время школьной учебы я сменил три места и в Политехническом лицее учился меньше всего — два года. Но Политех в моих воспоминаниях всегда будет стоять особняком в мавританском стиле. В 2000-х годах в футбольный клуб Боруссия из Дортмунда пришел тренер Юрген Клопп. Вообще он планировал устроиться в другую команду, но его туда не взяли в том числе из-за того, что он опаздывает на тренировки и носит рваные джинсы. Через несколько лет Боруссия выиграла чемпионат Германии, играла в финале Лиги чемпионов и, изначально имея в своем составе далеко не самых лучших игроков, показывала, возможно, самый рок-н-ролльный футбол в мире. Мне хочется думать, что и наша компания была такой вот новороссийской Боруссией. Мы полностью доверились преподавателям, два года изо дня в день стараясь делать то, что они говорят, а они нам дали полную свободу во всем. Плюс немного магии. При этом Политех никогда не считался самым престижным местом города. Но мы дали рок-н-ролл и результат: все 19 человек из нашего класса поступили в университеты, большинство — на бюджет.

Большое спасибо нашим преподавателям. Прежде всего спасибо и светлая память Людмиле Васильевне, придумавшей лицей. Она ушла из жизни через год после нашего выпуска. Спасибо Валерии Эдуардовне за безграничное терпение, даже таких личностей, каким был я, особенно поначалу. Тимуру Рафиковичу, продолжившему дело Людмилы Васильевны. Элеоноре Николаевне за то, что я чувствовал всегда какое-то необъяснимое расположение к себе, даже когда к другим она могла быть строгой. Елена Ивановна, даже сейчас в разговорах с коллегами на работе я иногда ссылаюсь на вас. И, конечно, Светлане Владимировне. Лучшего классного руководителя представить невозможно. Кроме преподавателя математики, она была для многих из нас еще и психологом и просто душевным человеком, у которого можно попросить житейский совет в трудную минуту. Я был счастлив, когда после поступления в университет узнал, что она еще два года будет преподавателем у нашей группы.

Очень многое уложилось в эти два года. Еще и этот возраст обостренных чувств, жажды романтики и бесконечных поисков. Когда город был еще маленьким и уютным. Да и разве можно и нужно как-то объяснить чувство, когда в плеере еще не села батарейка, обе бабушки и дедушка еще живы, живут с тобой в одном городе и всегда ждут в гости, а ты идешь часов в пять вечера по улице и понятия не имеешь, где будешь ночевать сегодня. И главное, была надежда.

Выпускной праздновали в ресторане «Рыцарский зал». Запомнился он далеко не рыцарским залом, посреди которого был шест для стриптиза. Я, кстати, до выпускного думал, что диаметр трубы намного меньше.

Но сначала была официальная часть во дворе кафе. Выходя на импровизированную сцену мы выдали наш последний перформанс. Вообще же принято, что очень торжественно, в красивых нарядах находящиеся в одном шаге от взрослой жизни девушки и парни появляются из-за кулис парами и предстают перед восхищенными и возможно немного влажными от слез взглядами родителей. Ну ровно так, как сделал 11 Б класс. Но как мы могли допустить пафос в своем присутствии! Не понимаю, как нам удавалось организовываться так быстро, ведь тогда от идеи до исполнения и минуты не прошло, и мы уже выходим на сцену девочка с девочкой, мальчик с мальчиком. Причем кто-то даже, как это и положено, держался за руки.

Мне дали аттестат. Почетной грамотой отметили мои заслуги по географии.

Потом был неплохой стол и много плохой музыки. Одноклассник Алексей рвался к шесту. Света скучала. Наташа заставила меня станцевать с ней.

И уже под утро недолгий переход на Мыс любви для встречи рассвета, фото на память.

Самую последнюю фотку на пленке, там был я и видимо простившая меня за отдавленные во время танца ноги Наташа, тем же летом засветила мама, случайно открыв фотоаппарат.

Рассвет в Новороссийске наступает довольно поздно. Солнцу нужно еще какое-то время, чтобы выйти из-за гор. О чем думаешь, пока ждешь его? Не знаю, как другие, но я точно не думал о всей этой ерунде про шаг во взрослую жизнь и прочее, что обычно упоминают в торжественных речах. Просто желание спать и дрожь от утренней свежести с моря. В какой-то момент решив, что рассвет все же наступил, мы мелкими группками пошли по домам по уже просыпающимся улицам. Шли вчетвером. Сначала попрощались с Аней у ее двора. Мы с Таней тогда жили в одном дворе (с ней мы 10 лет назад поступили в один класс, потом на 5 лет наши пути разошлись, чтобы снова встретиться в Политехе), так что Александр по прозвищу Репа дальше пошел сам.

Когда я пришел домой, мама уже собиралась на работу, сестра спала. По привычке, пока был дешевый интернет, включил компьютер. Модем еще дозванивался и устанавливал соединение, а я понял, что засыпаю, сидя на стуле перед компьютером. Если что-то и могло случиться, то точно не этим утром.