Первая часть — Мои университеты. Детство

Последние две недели лета 1996 года получились очень суетными. Неожиданно даже для себя я сменил школу. Вдобавок к обычным заботам вроде покупки к новому учебному году тетрадок и ручек добавились еще и организационные вопросы по перехожу в сжатые сроки. Трансфер тем не менее состоялся.

Мне повезло: дважды я менял школу, но никогда не был «новеньким» в классе. Тогда в ТЭЛ брали только с 5-го класса, поэтому новенькими были мы все. Руководство сразу дало понять, что мы — не какая-то там очередная еще одна школа, а заведение с претензией, поэтому в список предшкольных покупок к традиционным белому верху и черному низу нужно добавить еще и пиджачки. А так как, для того чтобы другим хотелось нас бить, этого им показалось недостаточно, после пары недель учебы и посвящения в лицеисты, на каждого из нас нацепили по какому-то мутному значку, который мы должны были с гордостью каждый день носить.

Здание ТЭЛа в те годы представляло собой грандиозное, но печальное зрелище. Настоящий символ двух рухнувших империй. С одной стороны, потолки метра четыре высотой, деревянные панели на стенах. С другой — продуваемые окна, осыпающаяся штукатурка, как внутри, так и снаружи, отсутствие нормального санузла. Падающие куски потолка в актовом зале быстро перестали удивлять. Опасное место было заботливо огорожено стульями по периметру. Тем не менее, ощущалась особая магия этого места. Колоссальные размеры впечатляли. От цветных витражей на окнах веяло стариной. В темных нишах, в старых забытых ходах скрывались тайны. В углу на первом этаже равномерно щелкали огромные старинные часы. Всем своим видом они давали понять, что им все равно.

Заколоченный главный вход. Туалет на улице с дырками в стене, отделяющей леди от джентльменов. Настоящие катакомбы под зданием, использовавшиеся во время войны и ведущие, по слухам, чуть ли не к самому берегу. Это сейчас на каждой дверной ручке висит инвентарный номер, на стенах краснеют огнетушители и все по ГОСТу. А тогда где-то в недрах катакомб скрывался кружок по игре на барабане — андерграунд, который мы заслужили.

Первые пару лет учеба была платная. Тот случай, когда деньги имеют значение. Уроков было много. Были всякие дополнительные штуки: от танцев, которые я ненавидел, до информатики, которую обожали все, главным образом из-за возможности поиграть в «Дум» в конце урока. В параллели было всего два класса, поэтому нам как-то устроили математический КВН с костюмами, сценками, музыкальными номерами и дружеской ничьей в конце. По случаю окончания четверти или в честь праздников устраивались невинные дискотеки. Кроме английского — второй иностранный на выбор: французский или испанский. Я выбрал испанский. От четырех лет изучения толку не было.

К минусам, кроме туалета на улице (да еще и на границе с соседней школой № 5), можно было бы еще отнести и отсутствие спортзала (мы занимались осенью и весной в школьном дворе или на Центральном стадионе а зимой — в бассейне в парке Фрунзе) и наличие гопников из соседней школы, отбиравших у нашего брата деньги. В основном это происходило около туалета, который стоял как раз на границе. Также иногда происходили не самые приятные встречи в тихих аллеях парка Ленина по пути на остановку. Наши мутные значки служили прекрасным ориентиром. Впрочем, есть мнение, что некоторые грабежи были искусной инсценировкой с целью вывода в серую зону денег, выданных родителями, и дальнейшего их использования в других целях.

Я как-то сразу сдружился с Лёней. Видимо, на почве любви к футболу. Лёнина мама вела у нас математику, и он был на хорошем счету. Знакомство с сыном учительницы мне очевидных выгод не приносило — математика и так у меня всегда получалась. Я часто бывал у них в гостях. Но кроме футбола нас тогда почти ничего не интересовало. Мы играли мячом во дворе. В настольный футбол у него дома. Когда были деньги, ходили в видеопрокат, где на «Сони Плейстейшн 2» рубились друг против друга в Фифу. Еще у меня был привезенный из Турции мяч сантиметров 10–15 в диаметре, набитый поролоном. На его поверхности были флаги разных стран. Им мы играли в коридорах школы. Когда не было мяча, в ход шли пластиковые крышки от полуторалитровых бутылок. Если случался гол, то они громко стучали по дверям кабинетов, служащим нам воротами, а выходящие ругаться учителя заранее знали, что происходит и кто виноват. Не понимали только, что делать. Через пару дней мы все равно брались за старое. От лёниной мамы доставалось сильнее, чем от других.

К футболу Лёня быстро охладел. У него появилась новая страсть — к автомобилям, но возраст позволял максимум мопеды. Примерно тогда же в нем проснулся еще и предприниматель. Бизнес заключался в покупке мопеда, небольшого ремонта и продаже, но уже дороже. Все закончилось угоном, а я сопровождал Лёню, когда он ходил давать показания в милиции.

Учиться было несложно. Кроме русского языка и литературы. Наша учительница подходила к работе с особым рвением. Нагрузки были совсем запредельными и неадекватными. К примеру, мы зачем-то учили стихи, написанные гекзаметром. Их даже просто читать — удовольствие ниже среднего, а учить — тем более. К просьбам родителей чуть умерить пыл она так и не прислушалась, а потом ушла из школы.

Вместо нее пришла Вера Николаевна — массовое помешательство мужской части нашего класса. Русский язык и литература снова стали любимы, даже больше, чем информатика с игрой «Дум». Если что-то и прогуливалось, то только не предметы новой учительницы. Я получил 5+ за рассказ на свободную тему. Стихи, написанные гекзаметром, мы были готовы не только учить, но и писать. Пока она подчеркивала слабые стороны в наших работах, ее гардероб подчеркивал все сильные стороны ее внешности. К нашему величайшему сожалению скоро ее заменили. Русский язык и литература потеряли былую привлекательность. Несостоявшиеся писатели, журналисты и литературные критики вернулись к точным наукам и игре «Дум» в конце информатики.

Если говорить об эпических личностях среди учителей, то у нас были классические учителя ОБЖ. Первый часто приходил в школу с красным лицом, окутанный винными парами. Как-то раз он дал нам задание принести список телефонов аварийных и экстренных служб города. В доинтернетную эпоху единственным способом навести справки была служба «09». Работала она так: дозваниваешься, называешь имя абонента или название предприятия, а приятная женщина с металлическими нотками в голосе резко выдает в ответ номер и, пока ты не опомнился и не стал задавать дополнительные вопросы, бросает трубку. Приходилось звонить снова и снова. Нагревалась телефонная трубка, закипала на другом конце провода безликая Ариадна в мире телефонных номеров. К моменту, когда список был готов, я думал, меня забанят в этой службе. За самый полный и актуальный список номеров я получил четверку — учителя не устроила подача материала и, возможно, закуска накануне. Вот если бы пожирнее заголовок, поиграться со шрифтами и цветами и увеличить интерлиньяж на пару пикселей, тогда была бы пятерка, а так — скучненько. Так я узнал о важности дизайна.

Его потом сменил другой учитель. Он запомнился одной историей. От ребят из параллельного класса мы узнали, что он им рассказывал какую-то пикантную историю. На уроке мы стали ему прозрачно намекать, что и сами не против узнать чего-нибудь новенького. И он рассказал… Лучше бы он тоже бухал. Это была совершенно неуместная история, очевидно, вычитанная в одной из популярных в те времена желтых газеток, о том, как две женщины изнасиловали мужика, да еще и с техническими подробностями, которые не то, что пересказывать, но даже вспоминать неловко. Так я узнал об испанском стыде.

У меня был одноклассник Илья. Чуть ли не с первого учебного дня мы с ним враждовали. Я уже не помню, с чего все началось, но, очевидно, причины были веские. Однажды он в порыве чувств попал мне в бровь цветочным горшком, что тоже не добавило теплых чувств. К тому же, нам нравилась одна и та же девочка. Так мы и враждовали с ним пару лет, в основном ограничиваясь взаимными оскорблениями и издевками. Как-то раз наш класс был в театре на какой-то самодеятельности. И так уж получилось, что у нас с Ильей оказались соседние места. А людей из нашего класса пришло мало — и мои, и его «ребята на подхвате» в тот вечер предпочли остаться дома. Сидим мы с ним, следим за происходящим на театральных подмостках, злость нарастает. Но не из-за наличия близкого врага, а из-за того, что все нормальные люди остались дома, а нам больше всех надо. Тут он вдруг по поводу происходящего на сцене отпустил какую-то шутку. Я оценил. Вражда враждой, но если человек хорошо шутит, нельзя это не признать. Я что-то прокомментировал, он тоже одобрительно улыбнулся. Вышли из театра, долго еще шли, общались, зарывая топор войны. Друзьями тогда еще не стали. Наступили летние каникулы.

В конце каникул обычно случались пару недель практики. Это когда бесплатно делаешь работу (уборка, покраска, мытье чего-нибудь), за которую людям со стороны пришлось бы платить деньги. Обычно все происходило так: работали те, кому больше всех надо — примерно те же люди, что и гортеатре на выступлении местных звездочек. Кроме того, пришедшим обычно приходилось слушать все, что учителя думают по поводу ретивых непришедших. Обещали, что следующий раз тем прийдется несладко, их загрузят вдвойне. Как правило, те не приходили и в следующий раз. А мы снова слушали, какие они плохие.

Мы с Ильей были из тех, кому как раз больше всех надо. Пришли, поработали, поговорили о рестлинге. Тогда он был очень популярен: по ТНТ на выходных были выпуски с комментариями Николая Фоменко. В общем-то, тот же театр. Ну а дальше — больше, разговорились. Поняли, что у нас куча общих интересов. Да и вообще, чего мы столько месяцев фигней страдали. А с девочкой, которая зачем-то нравилась нам обоим, поступили мудро. Мы договорились не только не конкурировать, а всячески друг другу помогать. И надо заметить, так и делали, пока она сама не выбрала спортсмена, причем, даже не из нашего класса.

В какой-то момент плату за учебу отменили. Это было очень кстати, тем более, на качестве это никак не сказалось. Сменился директор, была небольшая перестановка учителей, но в целом все прошло довольно бархатно. Казалось, коммунизм, о котором так много говорили большевики, уже на пороге. Стало проще и со школьной формой. Она вроде как была, но на небольшие отступления смотрели сквозь пальцы. Я, например, наконец сменил ненавистные черные брюки на черные джинсы, а туфли — на болотно-зеленые кеды — и о чудо: успеваемость совсем не ухудшилась. Иногда, правда, случались советские флешбеки, руководство вспоминало про форму и устраивало облавы. Как-то раз с такой проверкой пришла Черткова Ольга Николаевна, учитель географии, биологии и завуч, замечательный человек, у нас с ней всегда были прекрасные отношения. Она подошла, посмотрела на мои джинсы, обувь, сказала, что все в порядке и пошла дальше. Наверное, ей и самой было неловко участвовать в этой нелепице.

Когда плату за учебу отменили, Технико-экономический лицей, наконец отбросив пафос, превратился в обычную школу с сильным преподавательским составом. Постепенно спадала мода на экономистов, возникшая в 90-х с установлением рыночных отношений. Теперь больше нужны были юристы для очистки выстроенных бизнесов. Технико-экономическая концепция обязывала еще с пятого класса давать уроки экономики. Темой одного из уроков было что-то вроде «Маркетинг и менеджмент». Проблемой было то, что половина класса не могла даже прочитать эти два слова. Так весь урок мы и повторяли по очереди эти название. А закончилось все тем, что из-за ухода учительницы экономику вообще отменили на пару лет, пока искали ей замену. А из техники в лицее были только стенды с механизмами какого-то старого грузовика, не имеющие к нам никакого отношения, и пишущие машинки в одном из кабинетов.

После заключения с Ильей договора о дружбе и неиспользовании в качестве метательного оружия цветочных горшков расстановка сил в нашем классе несколько изменилась. Старые тусовочки распались, возникли новые. К нам примкнул пришедший в наш класс Максим. Больше всего это не понравилось почему-то учителям. Они были убеждены, что новая компания мне совершенно не подходит и это непременно скажется на моей успеваемости. Учиться не стало сложнее, просто теперь нужно было быть усерднее и сосредоточеннее. То, что раньше прощалось — любая ошибка, помарка, описка — все, на что раньше закрывали глаза, теперь было не в мою пользу. Я не унывал. Так было даже интереснее. Мысль, что друзья на твоей стороне придавала сил и уверенности. У меня нет доказательств, что мне специально занижали оценки, но одна неприятная история все же имела место быть.

Это было перед Новым годом. Несколько человек из нашего класса заболели. Зима, вирусы — обычная история. С интервалом в один ушли на больничный Илья, Макс и я. Позже нас обвинили в симуляции, чтобы не писать итоговые контрольные. Выйдя после Нового года, я узнал, что во второй четверти и в полугодии по английскому у меня четверка. Начал разбираться, полез в журнал. В те дни, когда я был на больничном, стояли четверки, в сумме их оказалось на одну больше, чем пятерок.

Рационального объяснения, почему нас так не любили некоторые учителя, я найти не могу. Конечно некоторые наши поступки были сомнительны как минимум с точки зрения морали. Мы никогда не лезли за словом в карман и не молчали там, где промолчать возможно и стоило бы. При этом показывали неплохие (близкие к отличным) результаты в учебе, Илья был казначеем класса.

Политически мы были очень подкованными, особенно для нашего возраста. По вечерам смотрели новости (оригинал, а не нынешнюю пародию). Это пригождалось, например, на уроке истории. Вовремя сделанный вброс по мотивам услышанного накануне, грамотный подхват — и половина урока позади, а с ней и необходимость отвечать непрочитанное домашнее задание. Но мы делали это не для того, чтобы убить время или сорвать урок. Нам действительно было не все равно то, что мы обсуждали. Новости тогда были другими. По телевизору показывали танцы пьяного президента, эротические приключения в бане «человека, похожего на генерального прокурора» в прайм-тайм, в вечерних выпусках новостей. Доренко на «ОРТ» мочил мэра Москвы Лужкова, Шендерович с «Куклами» на «НТВ» мочили вообще всех подряд. Однажды перед майскими праздниками я до хрипоты спорил с учительницей истории, были ли советские войска во время Второй мировой войны в Югославии. Правильный ответ даже не нужно было искать в книгах — просто спросил потом дедушку, непосредственного участника тех событий.

Досуг у нас был незамысловатый. Телевизор, например, но без фанатизма. Сейчас школьники тупят в смартфоны в разы больше. Иногда на каком-нибудь канале показывали клипы. У некоторых знакомых по кабельному шел MTV. Кассеты с записанными клипами или сериями «Бивиса и Баттхеда» засматривались до дыр. Музыку слушали на кассетниках — магнитофоны с дисками были не по карману. Сейчас любая песня, любой клип, любой фильм находится за пару кликов. У нас не было интернета, зато был азарт поиска кассеты с любимой группой и искренняя радость находки. На стенах висели постеры из журнала «Кул», а на полках стояли книги с текстами песен. Хотя кого я обманываю. Книга была одна. На всех. Про сотовые телефоны мы узнали уже ближе к концу средней школы. В девятом классе он появился у Лёни. Лёня утверждал, что это необходимо для ведения бизнеса. Мы же были уверены, что сотовый телефон, пусть даже один на всех, поможет решить проблемы с девушками. Поэтому раз в месяц ходили в небольшой магазинчик на Энгельса в надежде, что за месяц цены упали хотя бы раз в десять. Пытались даже копить, в долларах, купленных у барыгы у перехода. Барыга тогда с трудом нашел нам с Максом по купюре в 5 долларов.

Про интернет и компьютеры даже не мечтали — это было вообще где-то за облаками. Первый раз я увидел интернет дома у одноклассника на стыке девяностых и нулевых. Тогда на «НТВ» только появилась игра «Кто хочет стать миллионером» (тогда она называлась «О, счастливчик!»). В каждой передаче Дибров приглашал к себе на Дон призывал присылать через интернет свои вопросы на игру. Когда клавиатура перешла ко мне, я, не вспомнив ничего лучше, полез на сайт отправлять вопрос. Сколько всего еще есть в интернете, мы поняли гораздо позже.

Еще у меня был плеер «Сони Уокмэн». Судя по всему, китайская реплика, но добротная. За годы активного пользования он так и не сломался. Вместо обычных батареек я сразу поставил аккумуляторы, поэтому мог позволить себе такую роскошь, как перемотка кассеты прямо в плеере, а не с помощью карандаша.

Но самым любимым развлечением в свободное время всегда было поболтать с друзьями по телефону. С седьмого класса я жил то дома, то у одной из бабушек. В двух из трех мест был стационарный телефон. Созванивались друг с другом, едва войдя в дом. И это тянулось часами. Часами до нас никто не мог дозвониться. Хуже всего связь была у Ильи. Их телефон работал через цемзаводской коммутатор. Иногда можно было набирать десятки раз, а в ответ слышать душераздирающие звуки. При этом было непонятно, занято там или никто просто не берет трубку. Зато пару раз получалось сделать телефонную конференцию. Пока Илья и Макс говорят друг с другом, я начинал звонить на номер Ильи. В какой-то из попыток коммутатор глючил: вместо гудка «занято» там что-то щелкало и я присоединялся к их разговору. Созванивались с утра, договаривались, во сколько встречаемся на Морском порту. Илья ехал с Балки, я с Мефодиевки. Тот, кто приезжал первым, выходил, ждал и садился в троллейбус другого. Когда у кого-то был День рождения, поздравляли по телефону перед выходом из дому, хотя через полчаса уже встречались в школе.

Музыку слушали разную, главное, чтобы не попса. Попсу ругали, но тоже слушали. Большое впечатление произвело творчество группы «Гражданская оборона». Как-то мы шли с Ильей после школы и кто-то из нас, не помню, кто, предложил: «А давай создадим Новороссийскую партию панков!» Несмотря на всю очевидность стеба, к вопросу мы подошли очень серьезно: много говорили об этом, занимались настойчивой агитацией среди одноклассников. Когда по нашим приблизительным подсчетам набралось человек десять, стало понятно, что нужно придержать лошадок, а то еще ненароком выберемся в Законодательное собрание края. Политической программы у нас не было, зато были визитки, напечатанные где-то Максом и размноженные мною по блату на ксероксе на листах А4. Давать их кому-то мы стеснялись. Был уставной капитал рублей 15 (цена нескольких пирожков в столовой), на балансе организации также почему-то числился мяч, который мы сделали из газет и изоленты на замену порвавшемуся поролоновому. Я уже знал, как важен дизайн. С помощью ножниц, простого карандаша, пары фломастеров, линейки и скотча разработал логотип. В нем преобладал оранжевый цвет — единственный нормально рисующий фломастер был оранжевым. Членство в партии панков не помешало Илье и Максу записаться в кружок брейк-данса.

Общий упадок в стране сказывался и на нашей школе. Отменили второй язык: учительница испанского ушла, а во всем городе замену ей найти так и не смогли. Мы не сильно расстраивались. Мы не любили испанский. В основном нужно было учить много слов, а потом писать словарный диктант. Чтобы этого избежать, мы с Максимом как-то раз даже раздавили перед уроком принесенные мною из дому листы каланхоэ и закапали носы, чтобы чихать. Получилось очень натурально, и нас даже отпустили с урока. Испанский у нас отменили, а у другой группы занятия по французскому продолжались, поэтому получилось так, что в четверг у нас просто выпал один урок в середине дня. Обычно, независимо от погоды, мы шли гулять на набережную. Было весело. А когда были деньги, было еще веселее. Погуляв по набережной, возвращались в школу на урок истории.

У ТЭЛа тем временем уже не было денег даже на уборщика. Поэтому было дежурство. К всегда существовавшему дежурству по классу — это когда два человека вытирают за всеми доску, приносят воду, поливают, если нужно, после уроков цветы и моют в классе полы — добавилось еще дежурство по школе. Это было намного круче. За нами был весь второй этаж. В определенный день недели (это был четверг) несколько человек должны были поддерживать порядок на этаже. Обычно все ограничивалось подметанием и мытьем полов. Моющее средство, перчатки? Глупости не говорите! Воду носили из подвала, где из резервуара она под действием силы тяжести и преодолевая силу трения о стенки труб, достигала маленького краника, через который, в полном соответствии с формулой Торричелли, вяло струилась в ведро. Мы довольно скоро смекнули, что, если выливать из ведра порциями воду на пол, а потом гнать ее швабрами в противоположный конец пятидесятиметрового коридора, это сэкономит много времени и сил. Главное, чтобы учителя оставались как можно дольше в неведении относительно новой технологии. Но были и плюсы. В день дежурства можно было прийти не то, что не в форме, а вообще в чем хочешь. Кроме того, разведение болота уборка проводилась во время уроков, когда коридоры пусты, что означало наполовину свободный от учебы день. Погоняв по этажу грязь, мы находили уютное местечко, слушали музыку или разрабатывали какие-нибудь хитрые планы.

Самым приятным дежурством было дежурство по столовой. Незадолго до конца урока двое-трое дежурных уходили накрывать на всех столы. «Незадолго» — в данном случае субъективное понятие, по-разному оцениваемое двумя сторонами: учитель считал, что достаточно и пяти минут, мы возражали, что туда только идти пять минут, работы невпроворот, а столовские работники очень медлительные. И каждый день происходила игра нервов. Вовремя поднять руку и сказать, что пора идти накрывать, было целым искусством. Кто-то наглел и пытался свалить минут за пятнадцать. Но за такое могли наказать и держать по максимуму, отпустив лишь перед самым звонком и обломав весь кайф.

В школе есть хочется почти всегда. Кто-то набивал карманы пиджака бесплатным хлебом (о, эта подпеченная корочка — что может быть вкуснее, когда идет шестой урок). У кого были деньги, те могли себе позволить столовскую «пиццу» за 5 рублей — сыр, томат и колечки сосисок на толстом слое теста сантиметров пятнадцать в диаметре. Лучшее положение было, конечно, у дежурных. Лайфхак прост. В классе числится, например, 25 человек, трое не пришли, дежурных двое. Приходишь в столовку, смотришь, что сегодня дают. Если еда кошерная, говоришь, что пришло 24, быстро накрываешь на столы, съедаешь с напарником лишние две тарелки. Потом приходят все остальные. И с ними спокойно ешь свою порцию. Если давали гречку и гуляш, то говорили, что сегодня все 25 человек. Крысятничеством это, естественно, не считалось, потому что завтра бонус достанется другим дежурным. А если кто-то был сильно голоден, всегда можно было попросить дежурных, чтобы и на него взяли лишнюю тарелочку.

В Москве живет мой друг, тоже Илья. В детстве он сменил кучу городов, пока не осел в столице. Какое-то время он жил в Новороссийске, его бабушка жила напротив моей, так мы и познакомились и стали лучшими друзьями. Потом он только приезжал на каникулах. Я всегда хотел учиться с ним в одном классе. Летние каникулы перед девятым классом он проводил в Новороссийске. Через меня он познакомился с моими одноклассницами-рокершами, они уже в свою очередь познакомили его со своей тусовкой. Одна девушка из той компании понравилась ему особенно. Илья всегда мыслил очень масштабно. Не без моего участия был разработан план. Илье ведь нужно было время, чтобы подготовить даму к тому радостному моменту, когда он объявит ей о своих пылких чувствах. Времени у него не было: стояли последние дни августа, нужно возвращаться в Москву. Поэтому Илья просто позвонил своей маме в Москву и сказал, что не вернется, а останется у бабушки в Новороссийске и будет учиться в ТЭЛе. Я не знаю, как долго они говорили, что приводилось в качестве аргументов и контраргументов. Но в списке учеников 9 «В» класса 1 сентября 2000 года стояла и его фамилия. Мечта осуществилась, но частично: мы оказались не в одном классе, а в параллельных. Да и все оказалось не так круто, как представлялось вначале. Мы редко пересекались в школе, даже ездили порознь. У каждого свое расписание, свои домашние задания, свои одноклассники. Но и это было недолго. Уже в сентябре он неудачно упал, попал в больницу. Его маме этого оказалось достаточно, чтобы сразу же после выписки он сел в вагон поезда Новороссийск — Москва. Илья уехал, чтобы через год вернуться и отжечь еще хлеще. С той девушкой он до сих пор в очень хороших отношениях.

К девятому классу мои друзья уже примерно определились, чего они хотят дальше. В основном все хотели в морскую академию. Я в нее не хотел и понятия не имел, что же дальше. Как это часто бывает, решение пришло совершенно неожиданно. От Лёни я узнал, что при Политехническом институте Новороссийска есть лицей, где специально готовят для поступления в вуз. Нужно было заплатить за участие во вступительном тестировании. Деньги были не самые большие, но даже их достать было сложно. К тому же даже среди самых близких нашлись противники перехода. Разрулил все дедушка (я тогда, как обычно, жил сразу в нескольких местах, в том числе и у них). Он не только дал деньги на вступительные экзамены, но и пообещал оплатить два года учебы, если я поступлю. Я был безгранично благодарен, хотя не до конца понимал, как это важно.

Экзамены были весной. Сдавал я их совершенно расслабленно, без волнения, даже немного легкомысленно. К тому же я к ним особенно и не готовился. Наоборот, в день экзамена мы могли где-нибудь гулять, а потом я бежал в Политех сдавать очередной предмет. Да и весь девятый класс я не напрягался с учебой. Школьная программа давалась легко, если посылали, участвовал в олимпиадах (ведь тогда можно было в тот день не идти на уроки), при этом особого рвения не проявлял и вылетал уже в первом туре.

Тестирование я сдал неплохо. Результатов должно было хватить для поступления. При этом что-то еще и засчитали в качестве выпускных экзаменов. Друзей предупредил, что скорее всего перейду в другую школу.

Все заканчивалось выпускным. Почему-то на нем мы чувствовали себя очень повзрослевшими. Возможно, причиной была торжественность момента. Или поставленные гелем волосы в стиле Декстера Холланда. Или то, что перед торжественной частью слушали на всю песню Яблоки на снегу вокально-инструментального ансамбля Бони Нем.

Вручение аттестатов, дискотека, стол. Илья с Максом переоделись и танцевали брейк. Кто-то пил пиво за школой. Кто-то пил шампанское с родителями и учителями прямо за столом. Кто-то умело совмещал.

Потом сидели во дворе школы нашей обычной компанией. В этом составе мы гуляли по набережной, когда не было уроков, дежурили на этаже школы, как-то раз даже ходили в поход. Нас трое и еще две одноклассницы. От мысли, что еще несколько минут — и конец маленькой эпохи, становилось грустно. Все в основном молчали. Я знал, что скоро стану для многих из них чужим. Но это случилось даже быстрее, чем я думал.

— Скажите, а не действует ли сейчас на Кубани такой закон, что после 22 часов несовершеннолетним пора домой? — спросил кто-то ближе к полуночи, когда банкет закончился и все высыпали на школьный двор.
— Нет, его примут лет через пять, не раньше, — ответили из толпы.
— А давайте тогда отправим родителей по домам, а сами еще прогуляемся по набережной, раз закон пока не запрещает, — не унимался первый голос.

По толпе прошло радостное возбуждение. Одноклассник кричал, что ему нужно позвонить домой и предупредить. Я протянул ему свой кошелек, черного цвета и немного продолговатой формы и сказал: «Звони». Через минуту он мне его вернул, сообщив, что дома все улажено.

Уже на набережной кто-то решил, что вечер должен закончиться по-особенному и с грохотом спрыгнул с парапета на крышу летнего кафе. Расходились быстро, даже стремительно, и не прощаясь. Придя к тете Ильи, мы позвонили виновнику происшествия, чтобы узнать, чем все закончилось. Трубку взяла его сонная мама. Как мы узнали позже, он в это время прятался в кустах и где-то потерял свой рюкзак.

Утром, позавтракав, мы втроем поехали в школу, чтобы помочь с уборкой, хоть нас об этом никто и не просил. Обычное дело для «плохой компании», кем нас считали некоторые, не правда ли?

ТЭЛ, несомненно, дал мне очень много. В те времена он был одним из лучших, если не лучшим учебным заведением города. «Ну он же из ТЭЛа» — было прекрасной характеристикой. Знания, полученные там, стали важнейшей базой, без которой дальнейшая учеба сложилась бы по-другому. Особенно сильна была математика, физика, русский язык. При этом я не сильно напрягался, ограничиваясь лишь тем, что задают, не более. Исключением была только география. Я мог рассматривать карты часами. Чисто для себя учил названия стран на русском и на английском, их столицы, флаги.

А с сочинениями, которые я уже тогда ненавидел, мне часто помогала Янка. Она пришла к нам классе в седьмом, а ушла, как и я, после девятого. Прошлым летом мы с ней не раз встречались, что лично мне доставило массу положительных эмоций. Надеюсь, это взаимно. Илья и Янка — вот и все, с кем сохранилось общение до сегодняшнего дня. А тем далеким июнем я сомневался до самого последнего момента, из-за людей прежде всего.

С документами под мышкой я вышел из тихого прохладного здания уже бывшей школы в жаркий летний день. Тогда я еще не знал, что, даже без сотового телефона, впереди лучшие летние каникулы, за которыми будут два просто невероятных года в Политехническом лицее.