Начало апреля. В городе уже появляются зеленые листья, придавая даже совсем старым деревьям свежий и молодецкий вид. То тут, то там из-под земли пробиваются первые цветы. Лежащий на груде дров кот лениво наблюдает за выползшей из-под дома погреться лягушкой. Ветер играет его блестящей под южным солнцем шерстью. На уже опустевшей рыночной площади нагретый воздух пахнет по-особому, по-весеннему…

Вечерний дачный поезд, скрипя, медленно отползает от платформы в ущелье, окруженном со всех сторон горами. Здесь темнеет раньше: долина уже лежит в сумерках, но горные вершины еще мягко подсвечены лучами заходящего солнца.

Узкая тропинка от платформы, теряясь и снова возникая, петляет среди кустарника и наконец выходит на лесную дорогу.

Сразу за поворотом по одну сторону дороги тянется дачный поселок: от ветхих покосившихся хижин, прилепленных по краям, по-своему прекрасных в своем упадке, до небольших аккуратных домиков, поблескивающих вымытыми окнами и окруженных уже побеленными известкой деревьями.

Из леса через дорогу тянет холодом, пахнет гнилой листвой, сыростью и прошлой осенью. Кое-где в садах и на огородах еще работают дачники. Догорает костер. Дым поднимается вверх, но совсем не высоко, и разливается над домами, делая вечерний воздух сизоватым.

Там, где уже светятся окна, готовят свой незамысловатый ужин остающиеся здесь на ночь. На буржуйках в аскетично обставленных кухоньках закипают чайники и кастрюли. Откуда-то доносятся звуки радио: непослушный сигнал коротких волн то и дело убегает, наполняя эфир шумом.

Свежевскопанные огороды, лежащие черными волнистыми покрывалами, наполняют остывающий вечерний воздух дурманящим ароматом земли. На дальнем краю поселка монотонно лает собака.

В лесу уже совсем темно. Тускнеют и гаснут последние голубые просветы. Внизу в лощине, тихо журча, бежит студеный ручей. В августе он совсем пересохнет, а пока продолжает обтачивать камни на дне, несясь к большой реке. Птичка резко взлетает с дерева и отрывисто взмахивая крохотными крылышками, быстро исчезает в темноте чащи.

За лесом начинаются пустынные, поблекшие от недолгой, но суровой зимы, холмы. Между ними белеет стена старого дома с открытой деревянной террасой, заросшей диким виноградом. В доме очень натоплено, темно и пахнет травами. Кот дремлет на стуле в кухне. Доски террасы, молчаливые участники бесчисленных чаепитий, уже давно потрескались и потемнели от непогоды. В углу стоит накрытый к ужину стол с неистово начищенным пузатым самоваром в центре. Падающий из окна свет таинственно поблескивает на его медных боках.

В красном углу дальней комнаты тускло мерцает лампадка. Блики от нее бегают по образам на стене. Тишина, полумрак и запах лампадного масла, разливающийся по комнате.

До Великой Пасхи еще две недели.

Вспаханные поля, ручей, дым от костра, дачники, звенящая тишина, изредка разрываемая далеким лаем собак, забытая куртка на заборе, ручей, след самолета в небе, стук колес отходящего поезда, голые ветки деревьев, гнилая листва, шипение и треск невидимого радиоприемника, взлетевшая птица, плывущие нити паутины, скрип половиц на веранде, серая лесная дорога, темная черепица крыши, жар от самовара, стройные косяки возвращающихся перелетных птиц, лампада, мерцающие огни, — в эту минуту все делало этот апрельский вечер невыносимым и особенно прекрасным.

Берлин, июнь 2017 г.