Мистраль
— Совсем не весело проходит наш медовый месяц, — говорит она, глядя в окно. Он подходит и через ее плечо смотрит на улицу. Мистраль гонит вдоль стен домов редких прохожих, срывая их головные уборы, вырывая сумки из рук, гоняя мусор по тротуару. Сильные порывы через щели в окне проникают и в их комнату, из-за них раскачиваются занавески. Даже здесь, в гостинице, холодно и неуютно, и от одного взгляда за окно бегут мурашки. Налетает новый сильный порыв — и дрожит стекло.
Синие сумерки спускаются на прибрежный городок, но небо на горизонте, там, куда только что село солнце, ярко-алое.
— Одевайся теплее, — говорит он, отходя от окна.
Прохожих на улице уже нет. Местные жители давно дома, до первых отдыхающих еще месяца два. В желтом свете уличного фонаря ветер с ожесточением треплет вывеску, она часто стучит по стене дома. Перед самой площадью из окна на первом этаже за ними с интересом наблюдает ребенок. Потом он резко поворачивается и исчезает: очевидно, мать зовет все семейство к ужину.
— Что такое? — спрашивает она, когда он внезапно останавливается на площади.
— Я только что представил себе, как все здесь выглядит летом… Вот этот фонтан. Сейчас он — темная унылая глыба. А представь знойный вечер августа. Фонтан, конечно, включен, от него веет прохладой. В каплях воды играют лучи заходящего солнца. А вот тут, рядом, наверняка, кто-то играет на старом аккордеоне. Здесь, слева, художник выставил свои работы. Он непременно в берете, и готов написать чей-нибудь портрет. И полно людей. Все эти кафе открыты. Кто-то просто гуляет, кто-то за столиком на улице пьет розовое вино и наслаждается разливающейся по площади музыкой. Я никогда раньше здесь не был, но как явно я себе все это представляю.
— Поженились бы мы летом, приехали бы сюда, и были бы одними из них. А так вся площадь… Да что там площадь! Похоже, весь город в нашем распоряжении, — она улыбается и крепче сжимает его руку.
— Смотри, что-то даже еще открыто, — он показывает на светящиеся окна небольшой кофейни, вместившейся между булочной с одной стороны и магазином обуви — с другой.
Внутри тепло и сильно пахнет кофе. Четыре круглых столика, стулья с ажурными металлическими спинками. На стенах картины с летними видами: площадь, откуда они только что пришли, вечерняя набережная, полная отдыхающих, остальные — в таком же духе. Их встречает хозяин. Скорее всего, он живет в этом же доме этажом выше, и, чтобы добраться до квартиры, нужно только подняться пару пролетов по ступенькам. Поэтому он не торопится закрываться: ему не надо возвращаться домой по темным холодным улицам.
Хозяин незаметно рассматривает вошедшую пару: красивую молодую женщину и ее спутника. Они пьют кофе с круассанами за столиком у окна и тихо разговаривают. По их разговору можно понять — это русские, но что они делают здесь в это время? Он меланхолично пожимает плечами и возвращается к своему журналу.
— Как здесь уютно и тепло! Не то, что в нашей гостинице, — удовлетворенно осматриваясь, говорит она. Вой ветра за окном начинает убаюкивать.
На набережной ветер почти сбивает с ног. Ревет темное море. Нужно громко кричать, иначе стоящий рядом не услышит ни слова.
— Вон там, видишь, огонек освещает строения? Это рыбацкий поселок, — одной рукой он обнимает ее, а другой показывает куда-то в темноту. — А дальше, правее, маяк. Вот сейчас моргнул! Рядом с башней маяка — небольшой домик старика-смотрителя. Вон окошко светится, видишь? Он там уже лет двадцать один живет. Я сегодня слышал, как официант в ресторане нашей гостиницы о нем кому-то рассказывал.
И они еще несколько минут стоят, обнявшись, слушая ревущее море. Позади — засыпающий городок. На набережной кроме них — ни души. Маяк неутомимо посылает свои сигналы в темную даль. Гаснет окошко в домике смотрителя.
25 марта 2014 года